— Ситуацию спасти нереально! — закричал я. — В каком веке, по-вашему, мы живем? Думаете, Ближний Восток можно удержать с помощью пары дивизий?
— Не представляю, как это аукнется в нашей стране, — заметил Артур.
— А как это может аукнуться? — рассердился я.
Рубин пожал плечами.
— Государства, — сказал я, — если чувствуют, что могущество утекает как песок сквозь пальцы, всегда совершают идиотские поступки. Социальные классы — тоже. В один прекрасный день вы, американцы, окажетесь в том же положении.
— Еще не скоро, — с уверенностью заявил Артур.
— Да, еще не скоро, — эхом отозвался Дэвид Рубин.
Мы с Маргарет чувствовали себя униженными, вот нас и пытались взбодрить. Периодически (не часто) меня несколько отпускало, и тогда я думал, с какой неожиданной стороны открылись нынче и Артур, и Дэвид Рубин. Взять хотя бы Дэвида, человека разнообразно искушенного. Его дед с бабкой родились в Польше, в нем ни единого английского гена. И однако, он любит Англию слепой любовью, тем более странной для самого разборчивого, самого критичного из людей. Он терпеть не может английских ученых мужей, которые смотрят на него свысока, но роман с Англией для него в разгаре. В отличие от Броджински, его вечного оппонента, Рубину мила Англия сельская, лубочная даже. Ни мне, ни Маргарет такая любовь недоступна в принципе. И Артуру Плимптону недоступна, хотя он, как и мы, принадлежит к англосаксам, вхож в Бассет, знаком с великосветскими приятелями Дианы Скидмор, разбирается в сливках нашего общества не хуже, чем в сливках общества американского, — и с одинаковой силой презирает и тех и других.
Будь Артур англичанином, я бы еще при первой встрече, то есть года два назад, в считанные минуты определил его социальное положение. В частности, он явно из состоятельной семьи. Однако Диане на этот счет пришлось меня просветить: «состоятельный» — неподходящий эпитет, сказала она, слишком вялый эпитет. По поводу союза Артура Плимптона и Пенелопы Гетлифф Диана не обольщается. Считает, что дочь ученого, пусть и выдающегося, Плимптону неровня и свадьбы не допустят. И вынашивает планы, с ее точки зрения, более претворимые в жизнь.
Несмотря на вышеперечисленные факторы, а может быть, по их причине, Артур дышит к Англии ровнее некуда. Вечер, проведенный под знаком Суэцкого канала, вызвал в нем приступ идеализма в чистом виде — Артур проклинал британское правительство. Я вспомнил: рассуждая о капиталистических промышленных предприятиях, а точнее, о способах увеличить собственное состояние, Артур демонстрировал антиидеализм такой концентрации, что сам Командор Вандербильт[8] показался бы неправомерно разборчивым. А в тот вечер голос Артура звенел надеждой на победу здравого смысла.
Маргарет, натура более цельная и пылкая, была тронута, я — обескуражен. Вспомнились всплески идеализма, исходившие от юношей не менее достойных, чем Артур Плимптон, от провинциальных юношей, мечтателей еще более дерзких, чем Артур Плимптон, и столь же чистых душой. Я молчал, слушал спор вполуха — Маргарет объединилась с Артуром, Дэвид Рубин выступал против них, с каждой минутой усугубляя аргументацию. Я стал делать Маргарет знаки, мол, поедем домой, пора, а то я чем дольше сижу, тем больше мрачнею. И пьянею.
На секунду осклабился первородный грех, когда Артур провожал меня и Маргарет до дверей. Пусть голос Артура звенел от идеализма — идеализм не помешал ему применить к Маргарет максимум обаяния, с тем чтобы она пригласила к нам погостить Пенелопу и, соответственно, самого Артура. Полагаю, Артур хотел вырвать Пенелопу из кембриджского мирка. Но в тот вечер все виделось мне точно в кривом зеркале — я решил, что Артур, подобно большинству известных мне очень богатых людей, просто пытается сэкономить.
Глава 5
Самозащита
В воскресенье, после обеда, мы с Маргарет направились на Трафальгарскую площадь. Под ясным осенним небом мы дошли до Хеймаркета. От речей протеста, слышимых отовсюду, Маргарет раскраснелась как девчонка. Для моей жены прошлое возвратимо — по крайней мере возвратим его дух. Она уверена: везде, где мы с ней провели хоть пару счастливых часов, этот дух приживается, и встретит нас с распростертыми объятиями, буде мы снова навестим прелестный уголок. Я, увы, для подобных иллюзий слишком опытен. Для меня бег времени почти осязаем — я наблюдаю его с обреченным сожалением. Маргарет, кажется, полагает себя способной время остановить. Гул усиливался. Мы стали частью толпы, мы слились с народом. Давно я не сливался с народом — и давно не разделял чувств Маргарет.
8
Вандербильт, Корнелий, по прозвищу Командор (1794–1877) — американский транспортный магнат.