Вполне обычное дело. За последние полтора месяца мы наблюдали такую картину почти в двадцати штатах, в полусотне разных городов. В наши дни люди больше не собираются в одном месте, даже ради первичных выборов партии, в ходе которых определяется, какой кандидат продолжит борьбу за пост президента. Слишком силен страх перед инфекцией: а вдруг тот странный парень, что бормочет себе под нос, на самом деле не сумасшедший? Всегда есть вероятность, что произойдет амплификация и такой вот чудик откусит от вас кусочек. Самые надежные люди — ваши близкие, их-то вы знаете настолько хорошо, что изменения, вызванные заражением, не застанут врасплох. А таких людей — друзей и родственников — обычно немного, так что в основном обыватели отсиживаются дома, а не шастают по разнообразным собраниям.
Разумеется, за происходящим зорко наблюдали. Кампания, судя по рейтингам, кликам и скачиваниям, привлекала сейчас столько же внимания, сколько достопамятное противостояние Гора и Круза в 2018 году. Люди хотят знать, чем все обернется. Многое поставлено на карту на этих выборах. Так вышло, что и наши карьеры тоже.
Шон всегда утверждал, что я воспринимаю происходящее слишком серьезно, а с начала кампании и вовсе дразнится: мол, у меня вырезали чувство юмора и напихали в освободившееся место аналитику. Кто-нибудь другой за такие слова мигом схлопотал бы затрещину, но Шон в чем-то прав. И все же если бы делами заправлял мой братец, мы бы до самой смерти жили с родителями и старательно не обращали внимания на вмешательство в личную жизнь. Кто-то должен следить за цифрами, и этим кем-то обычно оказываюсь я.
— Как там показатели? — громко прошептала я, оглядываясь на Баффи.
Девушка даже не подняла глаз от телефона. На экране с невероятной скоростью мелькали какие-то данные — я даже не могла ничего разглядеть. А вот Баффи, очевидно, могла — она чуть улыбнулась и кивнула:
— Нашу трансляцию смотрит шестьдесят процентов местной аудитории. В Сети мы на данный момент занимаем шестую позицию. Единственный кандидат, у кого рейтинг просмотров выше, — конгрессмен Уогман. Но согласно результатам опросов, она отстает.
— Детишечки, а вы знаете, почему у нее больше просмотров? — гнусаво протянул Шон, который в это время проверял при помощи плоскогубцев, плотно ли прилегают кольца на любимой кольчуге.
Я фыркнула. В блогосфере ходили слухи, что Кирстен Уогман, известная также как мисс Большие Буфера, сделала операцию по увеличению груди. Мотивация простая: для сегодняшнего электората, в основном представляющего собой интернет-пользователей, важно, как ты выглядишь, а уж есть ли хотя бы пара извилин в твоей голове — дело десятое. Поначалу тактика действовала: людям нравилось смотреть на Уогман, и она заработала себе кресло конгрессмена. Но в президентской кампании далеко на внешности не уедешь. Особенно сейчас, когда появились действительно дельные кандидаты.
Райман, казалось, совсем не обращал внимания на пустые кресла и страх на лицах немногочисленных зрителей. В основном заявились местные политики: хотели продемонстрировать свою уверенность. Если подойти к ним сзади и громко выкрикнуть над ухом — испугаются небось до смерти. Но пришли не только они. Прямо в первом ряду, ровно посередине, сидела крошечная пожилая дама лет семидесяти: губы плотно сжаты, на коленях сумочка. Старушка внимательно наблюдала за выступлением Раймана и ничуть не выглядела обеспокоенной. Вздумай сюда вдруг вторгнуться зомби, наверняка бы устроила им нагоняй: еще чего, пусть ждут за дверью своей очереди.
Сенатор перешел к заключительной части речи. Конечно, нельзя трепаться о предвыборной программе бесконечно, даже если умеешь одно и то же повторять сто раз разными словами. Я поправила черные очки. Сейчас начнется веселье — вопросы аудитории. В основном, конечно, спрашивают про зараженных. Например: «Как вы собираетесь бороться с зомби? Есть какие-то новые предложения?» Иногда в ответ такое услышишь… Да и сами вопросы бывают забавные.
Они в основном приходят по электронной почте. Их зачитывает с вежливой бесцветной интонацией персональный цифровой помощник сенатора специально запрограммированным женским голосом (возраст и расу не определишь). Райман по никому не ведомой причине называет программу Бет (я все еще надеюсь выудить из него объяснение). Но самые лучшие вопросы обычно задают из зала. Ведь страх прекрасно развязывает языки, а большинство зрителей напугано до смерти — еще бы, столько времени провести вне дома. Дорого бы я дала, если бы можно было всех вопрошающих загнать сначала в комнату ужасов.
— …прошу, вопросы: и от зрителей, которые наблюдают сейчас за нами благодаря усилиям умниц-техников, — сенатор добродушно усмехнулся (его смешок словно говорил: «Видите, я совершенно не разбираюсь в этих электронных тонкостях»), — и от славных жителей Икли, штат Оклахома, которые великодушно приютили нас сегодня.
— Ну же, бабуля, не подведи, — прошептала я.
Райман еще договорить не успел, а старушка в первом ряду уже подняла руку, резко и немного по-военному. Я откинулась на стуле и улыбнулась:
— Бинго.
— А? — Баффи оторвалась от часов.
— Живая аудитория.
— Ага. — Девушка на время забыла про мобильник и распрямилась.
У нашей сочинительницы хорошее чутье на рейтинги.
— Да, пожалуйста, дама в первом ряду.
Плотно сжатые старческие губы тут же замелькали на половине экранов в зале. Баффи щелкнула клавишами — послала камерам команду сделать крупный план. У сенатора хорошие технари (по собственному признанию Баффи), знают, как направить объектив, как смонтировать материал, как снять крупный план. За дизайн и подготовку отвечает Чак Вонг — так что они почти лучшие в своей области. Только наша Джорджетта все равно круче.
Пожилая леди опустила руку и смерила сенатора суровым взглядом.
— Какова ваша позиция касательно вознесения? — спросила она.
Усиленный многочисленными колонками, резкий, тонюсенький голос (именно так его себе и представляла) долетел до каждого слушателя, и все отчетливо различили в нем осуждение и неодобрение.
Райман, казалось, слегка опешил. Первый раз на моей памяти вопрос застал его врасплох. Но сенатор на удивление быстро пришел в себя:
— Прошу прощения?
— Вознесение. Когда истинно верующих заберут на Небеса, а грешники и безбожники останутся на земле, обреченные на вечные муки. — Старушка прищурилась. — Как вы относитесь к этому священному, предначертанному в Библии событию?
— А. — Сенатор уже справился с удивлением и теперь задумчиво смотрел на слушательницу.
Слева от меня что-то тихонько клацнуло — это Шон отложил в сторону кольчугу и с интересом уставился на сцену. Баффи впилась глазами в телефон и яростно стучала по кнопкам, направляя разные камеры. Когда идет прямая трансляция, нельзя ничего монтировать, но зато потом можно обработать полученные изображения для репортажа или статьи. А перед нами сейчас разворачивалась прекрасная не постановочная сцена. Уступит ли сенатор религиозным фанатикам, которые за последние годы добились немалого влияния в республиканской партии? Или решится позлить эту часть электората? Сейчас ответ знал только Райман. Но через минуту узнаем и мы.
Все еще глядя старушке прямо в глаза, он вышел из-за трибуны и уселся, свесив ноги со сцены и уперев локти в колени. Нашаливший школьник, но никак не сенатор, который стремится встать во главе самой могущественной в мире страны. Хорошо продуманная поза, я мысленно зааплодировала. Надо, кстати, как-нибудь написать статью об ораторском искусстве в современной политике.
— Мэм, как вас зовут?
— Сюзанна Грили. — Женщина поджала губы. — Молодой человек, вы не ответили на вопрос.
— Мисс Грили, я просто тщательно обдумывал ответ. — Сенатор с улыбкой окинул взглядом немногочисленную аудиторию. — Невежливо отвечать на вопрос дамы, не подумав. Меня так учили. Это как за обедом ставить локти на стол.