Выбрать главу

Цепи ты плетешь из твоих сокровищ,

Вязью золотой ты любимцу вяжешь

   Крылья желаний.

Всё, что Жизнь сулит на пути далеком,

В руки ты даешь — и весы бросаешь:

«Ты забудь о той! ты в моих забудься

   Легких объятьях!»

Поступью чужой ты на ложе всходишь;

Но скользит с главы многоцветный пеплос:

Гневен, он бежит… Ах! чем ты нежнее,

   Он неудержней!..

Кроткие, тебе всех милей поэты;

Жарче их любовь, но больней измена:

И меня сковать ты, Сирена, хочешь

   Песнью коварной:

«О, не доверяй оснащенным доскам,

Ни пустынных волн раменам упругим:

К брегу не плыви, чьи тебя вспоили

   Воды живые!

Видит взор отсель той страны святыни:

Днями и людьми древний блеск повержен,

Арки терн глушит, держит плющ колонны

   Цепкою лапой.

Мраморы богов, с искаженным ликом,

С бледностью ланит, а не краской жизни,—

Пленные толпы — в безалтарных сенях

   Гордо стеснились.

Плещет ли тебе голубая влага

Зовом нежных волн? О, не верь блуднице.

Прижимая стан, она гибко новый

   Берег объемлет.

Старому ж клялась сладкозвучной клятвой —

Лишь его любить, и брала.залогом —

В пестрых поясах, на скалах прибрежных —

    Желтые храмы…

Льстивые уста!.. Но запомни слово:

Темен будет смысл их немых гармоний,

Коль не я тебе передам их речи.

   Будем же дружны!»

«О Фантазия! я тебе ль не верен?

Но не мнишь ли ты, будто я не волен?

В край богов пойду без тебя насытить

   Алчные очи!

Кликну Фебов клич по пещерам горным,

Над ключами вод, в кипарисных рощах:

Голос подадут, боязливо прячась,

   Вечные нимфы.

Выглянут, смеясь, из-за веток темных,

Луг мой окружат одичалым роем,

Много скажут тайн, заведут и пляски

   Лунною ночью.

Ты же, крадучись, вся — любовь и ревность,

По моим следам ты скитаться будешь,

Скована навек талисманом звонким —

    Лирой моею!»

ДОВОЛЬНО!

Satis vizi vel vitae vel gloriae. 

С. Julius Cаеsаr[15]

Ты сердцу близко, Солнце вечернее,

Не славой нимба, краше полуденной,

        Но тем, что коней огнегривых

   К ночи стремишь в неудержном беге.

«Помедли»,- молит тучка багряная;

«Помедли»,- долы молят червленые:

        Мир, отягчен лучистым златом,

   Боготворит твой покой победный.

И горы рдеют, как алтари твои;

И рдеет море влажными розами,

        Сретая коней огнегривых:

   Ты ж их стремишь в неудержном беге.

И мещешь в мир твой пламя венцов твоих,

И мещешь в мир твой пурпур одежд твоих:

        Венец венцов тебе довлеет —

    Счастия легкий венец: «Довольно».

THALASSIA[16]

На ветвях зеленых качаются райские 

            птицы; 

Поют они песни про славу морской 

           Царь-девицы. 

Лермонтов

БОГИНИ

Она глядит в просветы пиний,

Она сияет меж олив —

И гонит звонко яхонт синий,

Вспенясь, в ликующий залив.

Ткань ореад — лазурный дым

Окутал кряж лилово-серый;

Она ж играет перед ним

С пенорожденною Киферой.

Богиням храм меж сих дерев

Над синевой неизреченной —

Мне снится — блещет, иссеченный,

Под гимны ионийских дев.

НЕПОГОДНАЯ НОЧЬ

За серооблачными мглами

Блуждает молний тусклый бег.

Как птица белая, крылами

Бьет Непогода в темный брег.

Слепит и кажет день мгновенный,

Как в истощенные бразды

Всей хлынут ширью светлопенной

Широкодольные гряды.

Над молом — гребней перекатних

Стоит прибой седым бугром;

И вторит, в реве вод обратных,

Громам пучины горний гром.

ПОЛНОЛУНИЕ

Лишь черный хрящ в росе алмазной,

Да цепи скал, да зыби блеск…

Ревучий сбег, гремучий плеск,

Прибоя плеск однообразный…

Над морем полная луна

На пепле сизом небосклона;

И с преисполненного лона

Катится сонная волна —

И на зерцало влаги встречной

Роняет изумруд лучей…

Вдали ж не сякнет искротечный,

Бело-расплавленный ручей…

Стихий текучих колыбель,

То — мир безжизненно-астральный?

Или потоп первоначальный —

Земли младенческой купель?

ВСТРЕЧА

За мысом занялася мгла;

Чуть рдея, путь дымится млечный

На поле звезд остроконечный,

Рисует парус тень крыла.

И прегражден наш бег раздольный,

И вещий ужас грудь теснит,

Меж тем как полог треугольный

Полнеба тихо полонит,

Беззвучной тайной рея мимо…

Недвижен кормщик на корме…

Миг — и, луной вослед сребримо,

Ветрило тонет в полутьме…

От мыса путь огнится встречный,

И дале Тень, и выше Твердь…

О, вёсел плеск! О, пояс млечный!

О, блеск живой!.. О, Жизнь! О, Смерть!..

СФИНКС ГЛЯДИТ

Как замок медный, где Даная

Приемлет Зевса дождь златой,—

Гора зардела медяная

Под огнезрачною фатой.

Не дева негой бледной млеет

Под ливнем пламенным небес —

Зыбь хрисолитная светлеет

В эфире солнечных завес.

Как сизый пепл, над влагой рея,

Ночь сторожит огнистый день,

Где — стройный Сфинкс — легла Капрея,

Как тайны изваянной тень.

Хладеет Иския. Но плавит

Огнь поздний мощно медь зыбей,

И брег в смарагдном блеске славит

Волны багряный гименей.

И Сфинкс глядит, и простирает

Тень лап в мерцанье нереид…

И всё бледнеет, умирает,—

И всё мертво… И Сфинкс глядит…

В ЧЕЛНЕ ПО МОРЮ

1

Помнишь, как над бездной моря

В легкопарусном челне

Мы носились, с ветром споря,

По ликующей волне?

Как на нас, грозя, стенами

Мчались воды, вспенены?

Как лазурные под нами

Разверзались глубины?

Бурно грудь порыв отваги

Напрягал, как паруса.

Песнь твоя мятежной влаги

Побеждала голоса.

Все рвалось, и все летело —

Вал и брызги, ветр и челн;

А спокойный кормчий смело

Правил путь чрез гребни волн…

Над пучиной буйной страсти

Ныне так же мы скользим;

Вверя жребий чуждой власти,

Так же властвуем над ним.

И взыгравшей светлой бури

Нам угрозы не страшны;

И волнуемой лазури

Вожделенны глубины.

2
вернуться

15

Довольно жил я — в меру ли жизни, в меру ли славы. Цезарь

вернуться

16

Морская (лат.).