Выбрать главу

Между двух мерцаний бледных

Тихо зыблется наш челн:

Тлеют севы звезд победных;

Тлеет пепл вечерних волн.

Над лиловой гладью, мимо,

Ночь плывет, свой лик тая,

И журчит, ладьей гонима,

Переливная струя.

Сон пустыни… Мгла покоя…

А с туманных берегов

Долетают звуки боя,

Спор неведомых врагов.

Гром набега… Гул погони…

Кинув синие луга,

Знаю — то морские кони

Потрясают берега…

Дальний ропот океана

Чутко внемлет тишина…

Нас несет Левиафана

Укрощенного спина!

Силе страшно-благосклонной

Ты доверилась со мной

И стремишься над бездонной,

Беспощадной глубиной.

3

Час истомы, час отлива…

Поздно. Пристань далека.

По излучине залива

Два зажглися маяка.

Мы ж от искры путеводной

Своенравно держим прочь —

И дерзаем бег свободный

В неразгаданную ночь…

Поздно. Скоро месяц встанет

Встретить челн из дальней мглы

И желанный брег оглянет

И попутные валы.

Но лишь омут звезд трепещет

В тайне тверди, в тайне волн;

Да, браздя пучину, мещет

Брызги тлеющие челн.

Фосфорические блески

В переливах без числа

Ткут живые арабески

Вкруг подвижного весла…

Свет предлунный пламенеет;

Ярче искрится зенит…

Брег угаданный темнеет —

Брег таинственный манит…

НА СКЛОНЕ

Овцы бродят подо мною,

Щиплют зимний злак стремнин.

С Атлантической волною

Из обрывистых глубин

Веет солью. Твердь яснеет

Робкой лаской меж камней.

Даль туманная синеет;

Чайка искрится по ней…

Горько, Мать-Земля, и сладко

Мне на грудь твою прилечь!

Сладко Время, как загадка

Разделения и встреч.

С тихим солнцем и могилой

Жизнь мила, как этот склон,—

Сон неведения милый

И предчувствий первый сон!

МГЛА

Снежный саван пал на обрывы скал,

   И по тернам нагорным — снег.

И в безднах из мглы чуть брезжут валы,

   Опеняя незримый брег.

И глубинная мгла до Земли досягла,

   И Твердь низошла к Земле.

И, как остров — один меж безликих пучин,—

    Она тонет в единой мгле.

Океан и Твердь — как рожденье и смерть;

   И Земля — о, горький сон!..

И ветра вой,- и в безднах прибой,—

    И по тернам нагорным — стон…

И реет порой, как духов рой,

   Стая чаек чрез туман;

И садится на брег, и — как свеянный снег —

    На родимый падет Океан.

ВЕНЕЦ ЗЕМЛИ

Пьяный плющ и терен дикий,

И под чащей — скал отвес,

Стремь — и океан великий

До безбрежности небес…

Так Земля в венце терновом,

Скрытом силой плющевой,

Мерит с каждым солнцем новым

Даль пучины роковой.

Там, за гранью, солнце тонет,

Звезды ходят — вечно те ж…

Вал дробится, берег стонет —

И венок, как вечность, свеж.

Солнце тонет, мир покорен,—

Звезды те ж выводит твердь…

Жизнь венчает дикий терен,

Пьяный плющ венчает смерть.

ОРЕАДЫ

Sie dürftten früh des ewigen Lichts geniessen, 

Das später sich zu uns hernieder wendet. 

Goethe, Faust II[17]

НА КРЫЛЬЯХ ЗАРИ

В час, когда к браздам Титана, вслед колесам золотым,

Дол курильница тумана, благодарный стелет дым

И, покорствуя, приемлет синей ночи тихий дар,

А с востока даль объемлет сребропламенный пожар —

И, царя, луна восходит в блеске дивном из-за гор

И в ущелия низводит чародейственный дозор,

И в очах вскипают слезы, и, проснувшися с луной,

Реют видящие грезы над почившею страной,—

Если б сил стихийных крылья были смертному даны

И по воле, без усилья, уносили в те страны,

Где забвенье, где блаженство тайный голос нам сулит,

Где сияет совершенство, где желанье не долит,—

К дальним плыл бы я вершинам — тучкой в лунных

                                       перлах туч,—

Где, по девственным стремнинам, рдеет запоздалый

                                              луч,

К лону снежной багряницы золотой бы струйкой

                                            льнул,

Бег вечерней колесницы упредил и обманул…

Всю бы ночь всезрящим духом, чужд алканий, чужд

                                             оков,

Я ловил бесплотным ухом содроганье ледников,

Водопадов дольний грохот, громы тяжкие лавин,

Горных эхо долгий хохот в звучном сумраке теснин;

В очарованной неволе все б глядел, как вечным сном

Спит царица на престоле в покрывале ледяном;

Как луна, зардев, садится за туманной пеленой;

Как венец алмазный льдится, обнят звездной

                                          глубиной.

Я бы стлался змием дымным по извивам пропастей;

Я б смеялся диким скимном в зевы алчущих пастей;

На груди чудовищ белых грудь крепил и охлаждал;

От созвездий оробелых золотой бы вести ждал —

И, когда в святыне зрящей дрогнет вспыхнувший

                                            эфир

И по лествице горящей вниз метнется трубный

                                           клиp,—

Я б чело моей царицы дымкой облачной обвил,

Я бы первый луч денницы, упредив, благословил!

ПРЕД ГРОЗОЙ

На среброверхий свой шатер

Дух гор навеял пепл суровый

И скорби мрак черно-лиловый

До их подножия простер.

Как смерти зрак, встает над долом

Гора под ризой грозовой,

И вторит рокот гробовой

Громов прерывистым глаголам.

И ужас высей снеговых

Внезапной бледностью бледнеет,

И дол, приникнув, цепенеет

При вспышках молний змеевых.

ДВА ВЗОРА

Высот недвижные озера —

Отверстые зеницы гор —

Мглой неразгаданного взора

Небес глубокий мерят взор.

Ты скажешь: в ясные глядится

С улыбкой дикою Сатир,—

Он, тайну мойр шепнувший в мир,

Что жребий лучший — не родиться.

ВОЗВРАТ

С престола ледяных громад,

Родных высот изгнанник вольный,

Спрядает светлый водопад

В теснинный мрак и плен юдольный.

А облако, назад — горе —

Путеводимое любовью,

Как агнец, жертвенною кровью

На снежном рдеет алтаре.

АЛЬПИЙСКИЙ РОГ

Средь гор глухих я встретил пастуха,

вернуться

17

Рано дано им насладиться вечным светом;

к нам же нисходит он после.  

                                    Гете, «Фауст».