Илья разминулся в Питере не только с Гребенщиковым. Кормильцев не был вхож ни в «сайгоновскую» тусовку интеллектуалов-битников с Невского проспекта, ни в университетский театр Горошевского, где репетировали будущие музыканты «Аквариума» и «Поп-механики». Мимо него звучали концерты таких культовых групп, как «Россияне», «Мифы» и «Большой железный колокол».
«Как это ни парадоксально, в Питере я не смог найти себе приятелей по интересам, — сожалел впоследствии Кормильцев. — Действительно, бывают такие вещи, что, видимо, не судьба. Почему-то я не нащупал питерскую рок-н-ролльную тусовку».
Тем не менее, в студенческой жизни Кормильцева случилось несколько знаковых событий. Во-первых, он продолжил активное изучение английского языка, и к тому был почти случайный повод.
Илья Кормильцев в Питере
«Однажды Илья бродил по Ленинграду, и какой-то иностранец спросил у него, как проехать в Выборг, — вспоминает Марина Кормильцева. — Кормильцев прекрасно знал дорогу, но сильно стушевался. И тогда он начал активно улучшать свой разговорный английский, стараясь общаться с иностранными студентами».
Во-вторых, Илья начал много тусоваться с финскими туристами и моряками, выменивая у них пластинки. Незаметно для себя оказался удачливым фарцовщиком, благодаря чему был в курсе всех музыкальных тенденций. Знаковыми поэтами для него стали Пит Синфилд, Боб Дилан и Леонард Коэн, а любимыми альбомами — ранний Pink Floyd и King Crimson.
Добыв вожделенный винил, Илья осторожно распечатывал пластинку и переписывал ее на пленочный магнитофон. Затем в полной темноте, прикрыв глаза, слушал запись несколько раз. После — шел на ближайшую почту и отправлял диски в Свердловск.
«Пластинки были в «родных» конвертах и никогда не бились, — ностальгирует Малахов. — Почта тогда практически не воровала, и таким образом у нас происходило культурное и материальное обогащение. Порой случались небольшие курьезы. К примеру, Кормильцеву очень нравилась английская группа «10 СС». Он прислал мне их пластинку, но вскоре выяснилось, что продать этот диск на Урале оказалось абсолютно невозможно».
Почуяв витавший в среде ленинградских меломанов дух свободы, 17-летний Илья оставил общежитие. Вначале снимал комнату на Васильевском острове, а затем нашел более экономный вариант, поселившись с приятелем на пригородной даче. Ежедневно ездил в университет на электричке, и от ее вечных сквозняков стал часто болеть. Практически ежемесячно у него случались то бронхит, то гайморит. В итоге врачи решили, что Кормильцеву, который с детства был предрасположен к легочным заболеваниям, местный климат категорически противопоказан.
«У Ильи не получилось перенести питерской осени-зимы, — вспоминает Ксения Устюжанинова. — Когда Светлана Алексеевна приехала проведать сына, то нашла его сильно простуженным и потерявшим все теплые шапки, шарфы и перчатки. В съёмной квартире они с сокурсником нарисовали углем на стене фреску, изображавшую Страшный Суд».
Автограф Ильи из его письма Трущева, написанного Кормильцевым из Питера в Свердловск.
Но настоящая беда пришла с другой стороны.
«После отъезда Ильи в Ленинград наша компания с Трущёвым просуществовала совсем недолго, — объясняет Малахов. — Алексей был человеком, которому военная служба категорически противопоказана. Но Трущёв всё-таки пошел в армию, ни словом не обмолвившись в военкомате, что у него гипертония. На прощание сказал нам, что «отправляется на рысьи скачки», а вскоре из армии пришла похоронка».
Лёша Трущёв ушел служить в ноябре 1976 года, а через два месяца его не стало. История болезни содержала в себе диагноз «крупозная пневмония», но что произошло на самом деле, неизвестно до сих пор. Вскрытие тела не производилось, а родственникам лишь сообщили, что рядового Трущёва привезли в военный госпиталь полностью истощенным. Как поется в песне «Наутилуса», «пьяный врач мне сказал, что тебя больше нет».
Друга Кормильцева доставили в Свердловск в запаянном цинковом гробу, и похоронили на Широкореченском кладбище в январе 1977 года. Всю зиму Илья писал Алексею из Питера письма, но, так и не получив ответы, догадался, что с его приятелем произошло непоправимое. Узнав у родителей Трущёва подробности, он совершенно растерялся.
У студента-первокурсника появились подозрительные знакомства: оказалось, что уже в середине 70-х в Ленинграде были места, где собирались наркоманы, уныло и безнадежно вопрошавшие друг друга: «У тебя есть двинуться?» В этой мутной тусовке у Ильи случились первые отношения — она была девушка трудной судьбы, посвященные ей стихи не сохранились…