Валя вздохнула, прогоняя видение, вышла из кабинки и вернулась домой.
Так, незаметно, подкрался вечер. Ровно в девять Евгения Гавриловна расстелила диван, а Вале достала с антресолей раскладушку, ватный матрас и выдала стопку старенького, но свежего белья.
— Стели и ложись, — тоном, не терпящим возражений, велела она.
— Рано еще, — попробовала побороться за свои права Валя. — Мы дома до десяти не спим.
— Это дома, — брюзгливо парировала тетка, — а здесь я всему голова. Как скажу, так и будет.
Ничего не оставалось, как подчиниться этому наглому диктату. Валя поставила раскладушку у шкафа, положила на нее матрас, покрыла его простыней. Не успела она вдеть подушку в наволочку, как Евгения Гавриловна потушила верхний свет, оставив гореть лишь тусклый ночничок в форме китайского фонарика.
— Нечего возиться, — объяснила она свои действия, — подъем завтра в шесть тридцать. Доброй ночи. — С этими словами тетка, кряхтя, забралась на диван, натянула на голову одеяло и буквально через секунду захрапела, мерно и громко.
Валя в темноте достелила кровать, потом на цыпочках вышла из комнаты и пробралась в ванную. Стоя под душем, она думала о завтрашнем дне. Интересно, какие там, в отделе, девчонки? Нормальные или стервы? Тетка сказала, что в универсаме работает полно приезжих, стало быть, к Вале должны отнестись по-свойски, без зазнайства и пренебрежения. Наверняка и подружка вскорости заведется, будет с кем развлекаться по выходным.
Валя с сожалением вспомнила своих ульяновских школьных подруг, разлетевшихся за лето кто куда. Одна из них, Машка Булыкина, умудрилась поступить в Москве в институт экономики и управления. Нужно будет как-нибудь наведаться к ней в общежитие, да только у Машки, поди, теперь мало времени найдется для старых друзей.
Размышляя подобным образом, Валя закончила мыться, накрепко завернула оба крана, тщательно вытерла маленькую лужицу на полу, набрызганную неисправным шлангом и, вернувшись в комнату, нырнула в постель.
Сон долго не шел. Перед глазами все мелькали шумные столичные улицы, шикарные иномарки, красочные вывески, наново отремонтированные фасады домов, раскованные, модно и дорого одетые люди.
Чтобы отвлечься и победить возбуждение, Валя попробовала считать про себя: медленно, ритмично, через равные промежутки времени. Она досчитала до двухсот тридцати пяти и, наконец, уснула крепко, без сновидений, уютно свернувшись на низенькой скрипучей раскладушке под ветхим, шерстяным одеялом.
5
Едва рассвело, громко зазвонил будильник. Спросонья Валя сунула голову под подушку, но резкий голос Евгении Гавриловны безжалостно выдернул ее из сладкой полудремы:
— Вставай, красавица. Прохлаждаться некогда.
«Старая ты карга!» — в сердцах подумала Валя про себя, открывая глаза. Ну что стоило этой вредине дать ей поспать еще часок? Так нет, орет тут над ухом, будто на пожаре.
Часы показывали ровно шесть тридцать. Попугай молчал, как рыба, наглухо прикрытый темным платком в своей клетке. Валя зевнула и принялась одеваться.
— На завтрак — яичница, — сообщила Евгения Гавриловна. Она уже успела сложить диван и теперь, держа во рту шпильки, скручивала перед зеркалом жидкий пучок из своих пегих волос.
Валя тоже принялась за косу: расплела ее, тщательно расчесала пряди от корешков до самых кончиков, затем заплела заново, перехватив внизу алой резинкой.
Обернувшись, она заметила, что тетка внимательно наблюдает за ее действиями. Та, поймав Валин взгляд, улыбнулась своей кислой улыбкой:
— Коса у тебя добрая. Гляди, не стриги — а то здесь девки чего только не придумывают с волосами: и красят в разные цвета, и бреют почти наголо. Страсть, да и только.
— Нет, я стричься не собираюсь. — Валя решительно помотала головой. — Я с самого садика ни разу не стриглась. И у Таньки нашей такая же коса, и у Ирки с Маринкой.
— Это что же, все сестры твои? — полюбопытствовала Евгения Гавриловна.
— Сестры, — подтвердила Валя, — средней одиннадцатый пошел, а младшим по семь. Они близняшки.
— Вон сколько нарожала мамаша твоя. И зачем, спрашивается? Кормить-то не на что. — В теткином тоне звучало явное осуждение.
Вале тут же сделалось обидно за мать. Как это так — зачем нарожала? Если Бог дал — грех не родить. Сама она собиралась в отдаленном будущем заиметь не меньше троих ребятишек, и непременно одного из них мальчика, чтобы порадовать отца, так и не дождавшегося от жены сына.