И храп этакий оттудова заливистый; должно, ветер в трубе играет.
Ступил подполковник Снегирев на порог, глаза протер – отшатнулся… Что за дышло! Поперек пола офицерский драгунский мундир, ручки изогнувши, серебряным погоном блещет, сапожки лаковые в шпорках, как пьяные щенки валяются… А на отомане, под евонной буркой, живое тело урчит… Кто такой? По какому случаю? Сродников в кавалерии у батальонного отродясь не было… Что за гусь скрозь трубу в полночь ввалился?
Поднял он тишком край бурки, – личико неизвестное.
А на корнета свежим духом пахнуло, – потянулся он, суставами хрустнул и, глаз не продирая, с сонным удовольствием говорит:
– Пришли, душечка? Ну что ж, ложитесь рядом, а я еще с полчасика похраплю…
Но тут батальонный загремел:
– Какая-такая я вам душечка? По какому-такому праву вы, корнет, на мой холостой диван с неба упали, и почему я с вами рядом спать должен? Потрудитесь встать по службе и короткий ответ дать!
Да бурку с него на пол.
Корнет, само собой, от трубного гласа да от ночной прохлады вскочил репкой, зеньки вытаращил… Равновесие поймал, ручки по швам, и хриплым голосом в одних носках выражает:
– Извините за ради Бога, господин полковник, вы, стало быть, ейный дядя?
– Кому я, псу под хвост, дядя?… Ежели вы, корнет, из сумасшедшей амбулатории сиганули, так я, слава Создателю, подполковник Снегирев еще по потолку пятками не хожу! Кто вы такой есть, и почему я вас под своей буркой, как подброшенного младенца нашел?
Зарумянился корнет; однако, вылезать-то из невода надо.
– К племяннице вашей я точно подкатился. Однако будьте без сумления. Все честь честью! Потому как на вокзале, по случаю заносов, застрял, – сразу к вам ввалившись на отомане и заснул. А насчет намерений ничего у меня не было. Они девушки хладнокровные даже до невозможности.
Рассвирепел тут батальонный, крючок на воротничке сорвал:
– Да вы, что ж это, корнет, со мной в чехарду играете?… Отродясь у меня племянницы не было. Я человек вдовый и над собой таких надсмешек не дозволю! Да, может быть, вы и не корнет, а, извините, жулик маскарадный? Да я чичас всю вашу сбрую запру, а вас к воинскому начальнику на рассвете в одних прохладных рейтузах отправлю… Эй, Алешка!…
Почернел гость залетный в лице, ан тут не взовьешься. Потерял голову – поиграл желвачком. Однако, сообразил: из тылового кармана билет свой отпускной вынул. Так, мол, и так, – занапрасно позорить изволите. А насчет племянницы, Бог ей судья. Либо я перепил, либо недопил, – наваждение такое вышло, что и сам начальник главного штаба карандаш пососет.
Повертел батальонный офицерскую бумажку в руках, языком цокнул, засовестился:
– Прошу покорно меня извинить. Я человек полнокровный, да и случай больно уж сверхштатный. Может, Алешка в энтом разе узелок развяжет. Эй, Алешка! Горниста за тобой спосылать, что ли?
Является, стало быть, Алешка. В темном углу у портьерки стал, шароварки оправил, руки по швам, стрункой. Батальонный ему форменный допрос делает:
– Дома был все время?
– Так точно. На куфне, вас дожидавшись, у столика всхрапнул.
– Рожа у тебя почему в саже?
– Самоварчик для вашего высокородия ставил… В трубу дул, а оттедова от напряжения воздуха сажа в морду летит. Куда ж ей деваться?
– Ладно, не расписывай. Господина корнета видишь?
– Так точно.
– Хорошо видишь? Возьми глаза в зубки.
– Явственно обозначается. Мундир ихний и сапожки на ковре лежат, а их благородие отдельно стоять изволят. Прикажете подобрать?
– Не лезь, рукосуй, пока не спрашивают! Как их благородие к нам попал?
– В гости с вашим высокородием, надо полагать, явились. Чайку с лимоном прикажете на две персоны, либо каклетки со сладким горошком разогреть?
– Погоди греть, как бы я тебя сам не взгрел… А вот я тебе расскажу. Дверь я ключом сам открыл, – была на запоре. Понял?
– Так точно. Сам на два поворота замкнул. Замок у нас знаменитый.
– Так-с… Взошел в кабинет, ан у меня на отоманке под буркой теплый корнет храпит. Вон они-с. Что ты на это скажешь? В замочную дырку он пролез, что ли?
– Никак нет. Замочную дырку я завсегда с унутренней стороны бляшечкой прикрываю…
Усмехнулся батальонный, да и корнет повеселел, – сел на стул сапожки натягивать. Ишь какой, мол, солдат аккуратный.
– Так-так. Мозговат ты, Алешка, да и я не на глине замешан. Каким же манером, еловая твоя голова, корнет к нам попал? Тут, брат, не замком, – чудом здесь пахнет.
– Не могу знать! Насчет чудес полковой батюшка больше меня понимают. А только дозвольте разъяснение сделать…