«Сугубые звери! — земля трескается, камни лопаются, воды выходят из берегов при виде вас, сугубых и хвостатых!
И было утро — и был вечер — пункт первый!
Помните, звери, что вступив под своды славной Гвардейской Школы — вы становитесь жалким подобием ее юнкеров!
А потому, сугубые звери — вы должны помнить о том высоком достоинстве, которое на вас возложено и делать все возможное, чтобы ничем не уронить чести, возложенной на вас!..
А потому — вы должны»…
И дальше начинался ряд параграфов, в которых излагались правила и традиции, которые мы должны были соблюдать.
Было много шутливого, балаганного — но было много и очень дельного, серьезного, весьма умело скрывавшего под шуткой разумное правило, соблюдение которого вело к положительным результатам.
В общем, в пунктах приказа, в большинстве случаев излагались те же традиции, о коих уже упоминалось или будет еще упоминаться по ходу настоящего очерка.
С произнесением последнего слова приказа все корнеты неожиданно тушили свечи — и в курилке воцарялась сразу глубокая, непроходимая тьма.
И вместе с наступлением этой тьмы хор корнет начинал петь вступление к «Звериаде»…
И затем, быстро зажигая все свечи корнеты дружно начинали самую «Звериаду».
Воспроизводить ли мне текст этой песни?
Я воздержусь от этого.
Звериада Николаевской Школы послужила образцом для многих других звериад, и, потому слова ее в достаточной мере известны.
После окончания пения «Звериады» вся молодежь должна была «пулей» покинуть курилку под поощрительные крики корнетов.
После приказа по курилке корнетами устраивался так называемый «корнетский обход.»
Это уже был в своем роде настоящий и очень интересный маскарад, происходивший после вечерней переклички.
Собирались все в первом взводе. Корнеты двигались из первого взвода по всем остальным длинным рядом, «справа по одному», со свечами в руках, с корнетскими фуражками на головах, и, вдобавок, одетые зачастую в самые разнообразные костюмы и формы.
Последние добывались из различных костюмных мастерских Петербурга; так, помню, как один из юнкеров-корнет, до мельчайших деталей оделся на корнетский обход гусаром эпохи 1812 года, другой нес на себе латы средневекового рыцаря, а третий — неожиданно для всех нарядился в шелка декольтированной маркизы.
Впереди обхода двигались мандолинисты и балалаечники, а все участвующее в обходе пели в такт марша особую песню, сложенную в честь одного из бывших инспекторов классов школы.
Такова была эта традиция.
VIII
Зима, делимая на две части рождественскими каникулами — проходила быстро и вместе с весенними лучами и таянием снега приближалось время весеннего царского смотра на Марсовом поле, известного под названием «Майского парада».
Майские парады процветали при Императоре Александре II-м, были забыты при спокойном и не любившем блеска Александре III-м и были возобновлены молодым и только что женившимся на Императрице Александре Феодоровне Государем Николаем II-м.
Приготовление и репетиции к Майскому параду начинались задолго до Пасхи.
Младший курс, прошедший за зиму суровую школу манежной езды — уже прочно и свободно сидел на конях, поседланных ленчиками, т. е. строевыми седлами при полном вьюке.
Полковник Карангозов начинал ежедневно «съезжать» эскадрон еще с конца марта, едва только спадал снег с училищного плаца, находившегося напротив здания школы, по другую сторону Ново-Петергофского.
Плац был весь покрыт весеннею, липкою грязью — и мы, сидевшие на конях в полной боевой амуниции, впервые познавали обратную сторону лихой кавалерийской медали, возвращаясь с плаца покрытыми грязью с головы до ног.
Карангозов в эти дни был беспощаден, не признавал никаких нежностей и заставлял нас месить конскими ногами болото учебного плаца по два часа без передышки.
И за то уже «съезжал» эскадрон, как говорилось, «на совесть».
Перед самым майским парадом нас водили на его репетицию уже на самое Марсово поле, где ее производил сам Инспектор Кавалерии Великий Князь Николай Николаевич.
Репетиции эти заставляли себя очень и очень чувствовать.
Великий Князь на этих репетициях, как настоящий Инспектор конницы, показывал себя во весь рост.
Разносил командиров, по нескольку раз пропускал мимо себя по-эскадронно целые части, все время меняя аллюр, «выставлял» с плаца с позором самые блестящие гвардейские полки…
Начальство нервничало, потрухивало, передавало нервность людям — но в результате Великий Князь достигал своей цели и полки конницы, прибывавшие на майские парады представлялись в самом лучшем виде.
Вот он, день майского парада.
Правда, мая еще нет — едва вступил в свои права прелестный петербургский апрель — с только что прошедшим по Неве Ладожским льдом, окончившейся Святой неделей и свежим особенным воздухом, наполняющим северную столицу.
Под несмелыми, скромными лучами чуть зазеленели почки на деревьях Летнего сада и заблестели девственным изумрудом его бархатные газоны.
Сдержанная суета в этот день в помещениях и взводах эскадрона и сотни…
Майский парад, смотр Царя…
Взводные эстандарт-юнкера по несколько раз проверяют на нас пригонку амуниции, выстраивают, вертят кругом.
Сбоку — шашки с вложенным в гнездо штыком, через плечо — винтовка, в патронной сумке — полный комплект боевых обойм.
Готовы и кони…
Мы — часть гвардии — соответственно этому убраны и наши четвероногие друзья…
Поверх седла — черный гвардейский суконный вальтрап с красною полосою, Андреевская звезда и вензеля Императора по углам.
Садимся на дворе школы и повзводно выезжаем на Ново-Петергофский, где окончательно строит и выравнивает эскадрон Карангозов.
Впереди — штандарт с ассистентами, четыре гвардейских трубача…
«Справа по три!..»
Из тайников и манежей училища мы впервые выливаемся на улицы столицы в блестящем, окончательно обработанном виде настоящих молодых кавалеристов.
Солнце еще не высоко — но с каждою минутою все ярче и смелее его лучи, играющие на наших галунах, пуговицах и темной стали винтовок.
Идем Ново-Петергофским, поворачиваем на набережную Фонтанки, за Измайловским мостом выходим на гладкую торцовую мостовую, по которой мягко и без стука ступают копыта наших коней.
Рядом улиц, согласно заранее известному маршруту — стремимся мы к площади Зимнего Дворца, где выстраивается для императорского объезда кавалерия.
Мы — на ее правом фланге, на первом месте перед царским конвоем, перед кавалергардами.
Но какими скромными выглядим мы в наших драгунских мундирах по сравнению с ослепительным блеском лат кирасирской дивизии, ярко-красными черкесками конвойцев, белыми султанами улан и картинностью красных доломанов и опушенных мехом ментиков гусар Царского Села.
Один за другим выливаются на площадь полки гвардейской кавалерии, приветствуя друг друга звуками полковых маршей.
Приветствие это выражается в том, что конно-гренадеры, проходя мимо кавалергардов — играют марш кавалергардов, а кавалергарды, отвечая на привет — играют марш конно-гренадер и т. д.
А лучи солнца все разыгрываются и разыгрываются, заливая под конец собою всю и без того яркую, сияющую красками картину.