Генерал фон Тайзен, первоклассный тактик и плодовитый военный автор, один из создателей новых тактических инструкций, прокомментировал «совершенно запутанные излияния обер-лейтенанта Гессе» в своем меморандуме, посвященном пехотной тактике.{297}
Даже генерал Зект, вводивший в немецкой армии современное психологическое тестирование и обладавший прогрессивными мышлением в области использования психологии при подготовке солдат и командного состава, был возмущен отсутствием у Гессе уважения к традициям Генерального штаба. В «Мыслях о Солдате » Зект в отдельных моментах прошелся и по Гессе: «юношеская школа военных авторов недавно обнаружила термин «General Psychologos». Банальные мысли иногда переживают свое второе рождение. Интересно — можно ли когда-нибудь вообразить себе истинное искусство государственного и военного управления без понимания психологии?!»{298}
Психологическая модель Гессе-Юнгера никогда не имела шансов получить внутри армии преобладающее значение над доктриной Генерального штаба. Прежде всего, младшие офицеры приняли концепцию подвижной войны Генерального штаба в ходе процесса переобучения армии в 1920-х годах. Во-вторых психологическая модель была в значительной своей части непонятна для младшего офицера. Рабенау в своем критическом анализе весьма справедливо отметил, что он не был уверен в том, что понял, что действительно хотел сказать Гессе. Офицер Генерального штаба и обычный строевой офицер Рейхсвера были прежде всего практиками, а не теоретиками или философами. Концепция ведения бонвых действий, предложенная Генеральным штабом Зекта, могла быть по крайне мере понятной на практическом уровне.
Тем не менее дебаты вокруг идей Гессе действительно демонстрируют наличие некоторого конфликта внутри офицерского корпуса Рейхсвера. После того, как Рабенау и Ветцель напали на доктрину Гессе, в защиту Гессе на страницах Militar Wochenblatt выступил майор Бенари — возможно, это было не столько защитой идей Гессе, сколько просьбой к терпимости внутри офицерского корпуса по отношению к молодым офицерам, шедшим против течения. Бенари утверждал, что значительная часть опыта молодых фронтовых офицеров обладала реальным значением и должна была более сочувственно рассматриваться офицерами, выучившимся своей профессии в старой Имперской армии.{299}
Де факто, отношение к Гессе внутри офицерского корпуса было терпимым. Хотя руководящие офицеры Генерального штаба публично атаковали его взгляды, это никак не сказывалось на продвижении и назначениях Гессе, при этом Гессе никогда не принуждали к молчанию и не выгоняли. Когда он оставил армию в 1929-м году в связи с научной деятельностью, он был приглашен читать лекции в артиллерийской и кавалерийской школах; он также продолжал числиться офицером запаса. В Рейхсвере, если офицер имел хорошую характеристику и компетентно исполнял свои обязанности, он мог свободно писать и издавать труды на военные темы и не соглашаться с тактическими доктринами Рейхсвера — до тех пор, пока он эффективно обучал своих солдат в рамках доктрин генерального штаба. По всей видимости, в Рейхсвере более толерантно относились к солдатам с радикальными военными взглядами, чем в других армиях того времени.
Школа «народной войны»
В первой половине 1920-ых некоторые офицеры внутри Рейхсвера в качестве альтернативы маневренной войне изучали «народную войну». Концепцию «народной войны» (Volkskrieg) сложно определить точно — существует много вариантов этой концепции. Основой этой идеи было то, что Великая война сломала барьеры между солдатами и гражданским населением, а также между вооруженными силами и гражданскими объектами. Кампании стратегических бомбардировок, пусть примитивно, но производившиеся обеими сторонами, показали, что рабочий на фабрике теперь является такой же военной целью, как и солдат в траншее. В будущем войны уже не представлялись ограниченными конфликтами с ограниченными целями — подобно войне с Францией в 1870-м году или с Австрией в 1866-м. В целом считалось, что будущие войны будут походить на англо-бурскую войну 1899–1902 гг — борьба наций на выживание — или на Великую войну, в которой обе стороны использовали все свои трудовые и экономические ресурсы для достижения гарантированной победы над врагом. Понятие Volkskrieg не только превратило вражеское гражданское население в законную цель войны, но также означало, что противнику необходимо сопротивляться всеми возможными средствами — особенно саботажем или создавая и вооружая нерегулярные части для ведения партизанской войны.
В отличие от этого, концепция ведения войны Зекта была традиционной. Как и большая часть офицеров Генерального штаба, он был сторонником традиционной доктрины — войны между солдатами. Зект и большинство офицерского корпуса не находили интереса в победе, достигнутой с помощью блокады портов, бомбардировки городов и прочих косвенных действий. Цель армии не отличалась от той, которую практиковал Мольтке или защищал Шлиффне: заманить и разгромить вражеские армии в ходе решающего сражения на уничтожение..
Беспомощная в военном отношении позиция Германии после ноября 1918 года заставила армию планировать и народную войну, однако это не рассматривалось в качестве национальной политики. Идея ведения «народной войны» (Volkskrieg) была крайней мерой в период непосредственно после окончания войны. В апреле 1919 года, когда многие немцы ожидали чехословацкого вторжения в Германию, были сформированы аналогично фрейкору и размещены вдоль чешской и польской границ добровольческие пограничные полки.{300} Оборонительные планы на 1919 год одной из таких частей на чешской границе предусматривал в случае нападения чешских войск ведение партизанской войны, саботажа, отступательных действий и засад. В случае нападения эта часть имела права мобилизации и вооружения местного населения. Поскольку большинство немцев полагало, что чехи нападут с большой долей вероятности,{301} отсутствие четких военных планов или организованной армии означало, что отчаянные меры были единственно возможным вариантом военного отпора противнику.
В 1923 году, когда французская армия вторглась в Рур и некоторые другие территории, гнев и опасения немцев послужили причиной изучения Генеральным штабом стратегии «народной войны» и отчасти возможности ведения партизанских боевых действий. Подполковник оперативного отдела Иоахим фон Штюльпнагель надеялся, что Рейхсвер будет поддерживать народ восстание в оккупированной французами зоне. Промышленник Фриц Тиссен и генерал (в отставке) фон Веттер требовали создать подпольные добровольческие военизированные организации для ведения полномасштабной партизанской войны против французов с целью вывода их войск.{302} Людендорф, представлявший фрейкор и крайне правых, предложил правительству услуги этих военизированных организаций. В то же самое время он отказался гарантировать их полное повиновение Зекту и армейскому руководству. Зект отказался от этой договоренности.{303} Фон Штюльпнагель продолжал продвигать концепцию доктрины партизанской войны для Рейхсвера, как наиболее подходящего метода борьбы с сильным противником для более слабой армии.{304}
В стратегическом исследовании, названном «Война Будущего,» написанном в марте 1924-го, фон Штюльпнагель предложил принять Германии тактику и стратегию «народной войны», поскольку слабые позиции Германии ставили ее в положение стратегической обороны: «Мы должны стремится к стратегии истощения врага, вместо того, чтобы пытаться разгромить его... В сдерживающих боях цель заключается в изматывании вражеских войск»{305} Главную роль в нанесении поражения вторгшемуся противнику играли бы саботаж и организованное сопротивление за линией фронта.{306} Согласно Штюльпнагелю, партизанская война должна была быть организована и направляться верховным командованием, но он не давал объяснения, как именно верховное командование могло четко управлять такой войной.{307} Штюльпнагель убеждал Рейхсвер создавать дополнительные пограничные части и новые запасные формирования и готовить их для ведения «народной войны».{308}