Если взять учебник майора Зиберта в качестве изложения стандартной доктрины танковой войны Рейхсвера в 1929 году, видно, что тактические взгляды на использование танковых войск в Германии не очень отличалось от обычных доктрин танковой войны других армий того времени. В 1929 году, как и в Первую мировую войну танк прежде всего считался средством поддержки пехоты и как средством прорыва вражеской обороны. Использование масс более подвижных легких танков для развития наступления было тактикой, разработанной союзниками в конце Первой мировой. В этой связи акцент на танк как на средство контратаки и противотанковой обороны является следствием анализа германского опыта борьбы с союзными танками в Первую мировую войну. Использование бронированных машин в качестве средства поддержки пехоты в городских боях — особенность германской доктрины 1929 года, проистекающая из обширного германского опыта по использованию бронеавтомобилей, а иногда и танков, при подавлении внутренних городских восстаний в 1919–1923 годах.{987}
К 1930 году в Казанском учебном центре немцы располагали в общей сложности десятью германскими танками (шесть «больших тракторов» и четыре «легких трактора») и несколькими опытными образцами бронеавтомобилей Даймлер и Бюссинг.{988} Также около 1930 года Советы предоставили школе для обучения тридцать танков советского производства.{989} Таким образом, в Казани было достаточно танков для организации ротных и батальонных учений. Наиболее важной для немцев была возможность наблюдения и участия в крупномасштабных танковых маневрах Красной армии в 30-е годы.{990} В 1929 году три немецких офицера при штабе РККА участвовали в инспекции новых русских бронечастей. В том же году офицеры штаба Рейхсвера, включая генерала Гаммерштейн-Экворда, получили возможность наблюдения за советскими маневрами.{991} В 1931 году были организованы несколько совместных учений бронечастей Красной армии и германских офицеров из Казанской школы, использовавших советскую технику.{992} Таким образом с 1929 по 1931 год Рейхсвер получил доступ к первым большим экспериментам Советов в области бронетанковых войск, как и к новейшим образцам британской бронетанковой техники.
К тому времени, когда летом 1933 года Казанская танковая школа была закрыта, Рейхсвер имел кадры из пятидесяти хорошо подготовленных танковых специалистов. С 1929 по 1932 год тридцать немецких офицеров прошли через учебные курсы в Казани.{993} Более двадцати офицеров Рейхсвера или преподавали на этих курсах, или участвовали в испытаниях опытных образцорв бронетехники в России. Кроме того, все германские предприятия, вовлеченные в производство бронетанковой техники — Даймлер, Рейнметалл, Бюссинг и Магирус — поддерживая в Казани постоянный штат инженеров, рабочих и технических специалистов, создавали кадры специалистов, опытных в вопросах технического обслуживания и снабжения танковых войск. Кроме того, неизвестно число гражданских служащих Рейхсвера, а также унтер-офицеров, прошедших через танковую школу. Тео Кретчмер, офицер, прошедший курс обучения в Казани и позднее ставший генерал-майором, говорил, что курс делал из офицеров «полностью подготовленных танкистов».{994} Кретчмер также отмечал, что казанская программа дала много преимуществ дальнейшему развитию германских бронетанковых войск.{995} Рейхсвер располагал лишь небольшой группой танковых специалистов, но в начале 30-х они вероятно были лучше обучены, чем любая другая группа танковых офицеров в мире. Эти офицеры не только прошли полноценное техническое обучение, они также получили возможность участвовать в относительно крупных танковых учениях совместно с частями Красной армии. Многие из выпускников центра стали впоследствии ведущими учителями германской армии в области танковой войны в 30-е и 40-е годы. Три первых руководителя танково-артиллерийской школы, основанной в 1934 году — подполковник Баумгарт, полковник Крэбер и подполковник Бонатц — все они прошли через обучение в Казани.{996} Эрнст Фолькхайм, другой выпускник казанских курсов, отвечал за подготовку уставов и наставлений для танковых войск в 30-е годы.{997} Полковники фон Радлмайер и Харпе, бывшие комендантами казанской школы, стали командирами школы бронетанковых войск.{998} Другие офицеры, прошедшие через обучение в Казани, получили важные командные должности в танковых войсках, включая генерала Неринга, корпусного командира во Вторую мировую войну, и генерала Рейнхардта, командовавшего Сорок первым танковым корпусом во Франции в 1940 году.
Обучение танкистов и программа испытаний бронетехники в СССР оказали влияние на развитие концепций внутри Рейхсвера. К концу двадцатых эти идеи смогли обсуждаться более открыто, поскольку стало понятно, что Версальские ограничения в области вооружения по сути уже не действуют. Рейхсвер стал более открыто обсуждать вопросы модернизации. Министр Рейхсвера Гренер был хорошо информирован в вопросах развития бронетанковых войск. В лекции, прочитанной в 1929–30 годах, он говорил о необходимости разработки более тяжелых (калибром до 47 мм) противотанковых орудий, моторизации противотанковых частей и создания автоматического оружия калибром 13–20 мм.{999} Гренер, не упоминая об испытательных программах Рейхсвера, проводимых на территории СССР, сказал своей аудитории, что по его мнению в будущем потребуются 7,5-тонный легкий и 15-тонный тяжелый танки для поддержки кавалерии и пехоты, а также для ведения самостоятельных операций.{1000} Именно эти виды танков в то время проходили испытания на территории России.
В конце 20-х годов главным вопросом бронетанковых войск была та роль, какую танки будут играть в моторизации кавалерии. Гренер объяснял в своей лекции в 1929–30 годах, что кавалерия будет постепенно моторизована в ходе следующего десятилетия.{1001} Отмечая роль танков, Гренер также писал, что они «либо будут частью кавалерии, либо станут независимым родом войск».{1002} С решением моторизации кавалерии большее распространение получала идея их использования как самостоятельных танковых войск. Эрнст Кабиш, генерал-лейтенант в отставке, писавший на военные темы в «Кельнишер Цайтунг», в своем письме Гренеру в октябре 1932 года описывал осенние маневры того же года. Кабиш писал, что маневры сильно отличались от проводившихся сразу после войны, и что особенно большие изменения произошли в кавалерии. Он описывал наступление Первой кавалерийской дивизии, усиленной танковым батальоном (из танковых макетов) и артиллерией, против Девятого пехотного полка. Эти войска осуществили прорыв обороны и глубоко проникли в тыл противника.{1003}
Обучение в СССР и крупномасштабные маневры внутри Германии дали офицерам Рейхсвера большую уверенность при описании операций танковых войск. В начале 30-х кавалерийские офицеры Рейхсвера думали в терминах больших бронетанковых и моторизованных соединений. Одной из самых популярных идей было превращение кавалерии в легкие дивизии — объединявшие в дивизии кавалерию и моторизованные части с сильными танковыми подразделениями.{1004} В 1932–34 годах майор Неринг, недавно закончивший казанские курсы, получил назначение в отдел Т-4 (Учебный отдел) для написания «тактики танковой бригады в составе кавалерийского корпуса.»{1005}
Заключение
В своей «Эволюции тактики блицкрига» Роберт Читино утверждал, что «главной причиной развития [Рейхсвером] тактики блицкрига была угроза войны с Польшей».{1006} Хотя и верно, что Польша отмечалась в качестве главной угрозы, Читино преувеличил значимость этого тезиса. Нет никаких документальных свидетельств того, что немцы специально кроили тактическую доктрину для польской кампании. Дивизии II группы Рейхсвера, размещенные в западной Германии для обороны от французов, не обучались действовать каким-то другим способом, отличным от того, как готовились воевать части на польской границе. Тактика мобильной войны Рейхсвера считалась настолько же действенной против более опасных французских войск, как и против поляков. Единственным конкретным примером специальной тактики и специальных подразделений для действий в специфических стратегических условиях была организация батальона Седьмого пехотного полка и некоторых артиллерийских подразделений в качестве специально обученного и оснащенного горнострелкового батальона.{1007} Горные части дислоцировались в Силезии, вблизи чешской границы. Поскольку Чехословакия считалась вероятным противником, наличие специальных частей, обученных для ведения боевых действий в горной местности, свойственной для данного региона, было весьма разумным.