В течение нескольких дней после этого Кунта почти не ел, не спал и не гулял с другими детьми. Он был так подавлен, что Оморо как-то вечером взял сына в свою хижину и рассказал ему кое о чем, что его успокоило.
Оморо говорил, что в каждой деревне живут три группы людей. Первые — те, что ходят, едят, спят и работают. Вторые- предки, к которым присоединилась бабушка Йейса.
— А третьи? Кто они? — спросил Кунта.
— Третьи — те, кто ещё не родился, — отвечал Оморо.
Глава 7
Дожди прекратились, и воздух наполнился запахом цветов и плодов. По утрам эхо вновь разносило звуки толкущих зерно ступок. Мужчины ходили на охоту и приносили жирных антилоп.
С каждым днем пищи становилось всё больше и больше, и в деревне Джуффур снова потекла нормальная жизнь. Мужчины стали бодрее ходить на свои участки и с гордостью осматривали созревшие посевы. Вода в реке спадала, и женщины смогли теперь ежедневно плавать в лодках на свои рисовые наделы. Деревня наполнилась криками и смехом детей, которые вновь вернулись к своим играм после голодного сезона. Они ловили жуков-скоробеев и устраивали бега.
Кунта и Ситафа Силла, его лучший друг, живший в соседней хижине, совершали налеты на жилище термитов. Иногда мальчишки откапывали маленьких земляных белок, гонялись за ними. Но больше всего им нравилось швырять камни и кричать на пробегавших стаями маленьких, коричневых длиннохвостых обезьян, которые иногда швырялись камнями в ответ, прежде чем скрыться в самых высоких ветках. И каждый день мальчишки боролись, мечтая стать первыми в деревне по борьбе и быть избранными для участия в поединках с победителями других деревень. Такие соревнования устраивались во время праздника урожая.
Взрослые, проходя мимо детей, делали вид, что не видят и не слышат, как Сатифа, Кунта и другие мальчишки хрюкают, как дикие свиньи, трубят, как слоны, и рыкают львами, а девочки играют куклами в дочки-матери.
Но как бы ни были дети увлечены своими играми, они никогда не забывали выразить уважение каждому взрослому, как их научили этому матери. Глядя в глаза взрослому, они вежливо спрашивали: «Керабе»? (У вас мир?). И взрослый отвечал: «Кера доронг» (Только мир). А если взрослый протягивал руку, то дети по очереди пожимали ее двумя руками, а затем, прижимая руки к груди, ждали пока взрослый пройдет.
Домашнее воспитание Кунты было таким строгим, что, как ему казалось, любое его движение вызывало у Бинты раздраженное щелканье пальцами, а иногда она задавала ему и настоящую порку. Когда он ел, то часто получал подзатыльники, если Бинта замечала, что он смотрит куда-то помимо собственной чашки. А если Кунта не совсем чистым возвращался в хижину после игр на улице, Бинта хватала свою жесткую мочалку, кусок самодельного мыла и почти сдирала с Кунты кожу. Для него смотреть на мать или на отца или на любого другого взрослого означало заработать очередную оплеуху. А говорить что-либо, кроме правды, было даже немыслимым.
Кунта старался быть хорошим мальчиком, хотя Бинта так не считала, и вскоре стал применять уроки домашнего воспитания в отношениях с другими детьми. Когда возникали какие-то споры и разногласия, переходившие часто в обмен грубыми словами и пощелкивание пальцами, Кунта поворачивался и уходил, демонстрируя таким образом свое достоинство и самообладание, которые, как учила его мать, отличали членов гордого племени мандинго.
Но почти каждый вечер Кунту пороли за то, что он обижал своего младшего брата: обычно за то, что рычал на него и пугал. «Я позову тубоба!» — кричала Бинта, когда Кунта выводил ее из себя. И это пугало Кунту, так как он часто слышал от бабушек о волосатых, краснолицых белых мужчинах, которые крали людей из деревень и увозили насовсем в больших лодках.
Глава 8
Хотя Кунта и его друзья уставали и испытывали голод после игр, но к закату солнца они всегда торопились влезть повыше на дерево и, показывая на садившийся пунцовый шар, кричали: «Завтра оно будет еще красивее!». И даже взрослые спешили поужинать, чтобы собраться в темнеющих сумерках и встретить восход луны, символ Аллаха, криками, хлопаньем и звуками барабанов.