Не дождавшись ответа, юноша сбивчиво продолжил:
— Вы, верно, полагаете, что я лгу, но я докажу вам… У меня есть вещь, которую вы оставили моей матери в память о вас, — он сунул руку под воротник и вытащил нечто золотое и сверкающее на простом длинном шнуре. — Вы узнаете, Ваше Величество?
Орофер нехотя приблизился и, взяв драгоценность в руку, оглядел ее. Это оказалась пуговица — золотая пуговица с одним крупным изумрудом в центре и россыпью мелких сапфиров вокруг. У короля кольнуло сердце. Матери эсгаротца он так и не вспомнил — но зато хорошо помнил пуговицу со своего парадного шитого золотом кафтана, с зелеными бархатными листьями по голубому атласу. Когда-то, вернувшись во дворец из поездки в Озерный город, Орофер к своему неудовольствию обнаружил, что одна драгоценная пуговица исчезла — ему даже пришлось заказывать гномам Эребора копию, что обошлось королю недешево. Орофера до сих пор печалила эта пропажа — и сейчас, едва взглянув на пуговицу, он безо всякого сомнения узнал в ней ту самую.
— Да, вы узнали ее, — прошептал юноша, обрадованный. — Моя мать подарила мне ее на совершеннолетие. Она рассказала мне о вас. Рассказала, что я ваш сын. Я уже давно чувствовал, что отличаюсь от других горожан. Что я… выше всех этих грязных лодочников, рыбаков и торговцев. Один вид этого пропахшего рыбой города мне омерзителен. Я знал, я всегда знал, что рожден для другой жизни… Услышав о том, что вы едете в город, я упросил здешнего дворецкого взять меня на службу. Он разрешил мне прислуживать вам, — он запнулся, встретившись с недоверчивым взглядом короля, но, поколебавшись, всё же объяснил: — Дворецкий любит мальчиков. Он согласился дать мне работу, если я лягу под него. Это… унизительно, — лицо юноши потемнело. — Но иначе я бы не смог поговорить с вами…
Орофер взглянул на полукровку уже с большим интересом. Короля позабавило болезненное самолюбие, ясно читавшееся в красивом лице юноши, его неподобающее слуге высокомерие и одновременно — отчаянный страх быть отвергнутым. Взяв юношу за подбородок, Орофер вгляделся в его глаза.
— Унизительно? — насмешливо протянул он. — Значит, у сына эсгаротской шлюхи есть гордость?
Изо всех сил стараясь не выказать малодушия и не отвести глаза, юноша ответил на взгляд Орофера.
— У сына короля, — сказал он твердо.
========== 17. Королевский подарок ==========
Когда король Орофер вместе с эсгаротским ополчением прибыл во дворец, ему сообщили, что принц Трандуил под руководством Глорфинделя упражняется в фехтовании. Бойкий оруженосец, принявший королевского коня, вызвался привести принца к отцу, но Орофер остановил его. Не сняв доспехов и не смыв с себя дорожную грязь, в сопровождении одного только Амдира и некоего юного полукровки, чьего имени никто во дворце не знал, король направился во внутренний двор для тренировок.
Трандуил фехтовал с тремя другими знатными юношами. Раз за разом те атаковали его, но наследник престола с легкостью отражал их удары. Обнаженный по пояс, возбужденный схваткой, с рассыпавшимися по плечам золотыми волосами и лучистыми зелеными глазами, Трандуил вновь увиделся Ороферу невыразимо прекрасным. Он на миг отступал, разворачивался, отклонялся и подавался вперед — солнечные блики играли на сильном молодом теле — и каждое движение принца было ловким, точным и молниеносным. Ярко вспыхивал на солнце маленький круглый щит. Взблескивали, подобно изумрудам, глаза. Сверкали на коже капельки пота. Снова, как и тогда, на охоте, Орофера охватило сладостное волнение: он сказал себе, что уже совсем скоро это восхитительное юное тело будет трепетать и выгибаться в его объятиях…
Лорд Глорфиндель, с одобрением наблюдавший за схваткой, заприметил Орофера — король со своими спутниками остановился в тени крытой галереи.
— Вот так та-а-ак! — протянул Глорфиндель, делая юношам знак остановиться. — Ты погляди-ка, Ороферион! Твой отец вернулся!
Лицо Трандуила вспыхнуло радостью. Он отдал оружие и щит своим недавним противникам и со всех ног бросился к отцу, от счастья позабыв, что больше не мальчишка и должен держаться степенно и с достоинством, как подобает зрелому мужу знатных кровей. Взбежав по деревянным ступеням, с которых пажи под присмотром лорда Аронмира каждое утро счищали снег, Трандуил оказался на галерее — и едва не столкнулся с незнакомым светловолосым юношей.
Тот в последний момент шагнул в сторону, взглянув на Трандуила странным взглядом. Если бы принц обратил на незнакомца хоть сколько-нибудь внимания, то без труда прочел бы в его глазах отчаянное восхищение и столь же отчаянную зависть. Но Трандуил почти не заметил его — все мысли принца занимало возвращение отца. Сбавив шаг, он приблизился к королю и, преклонив колена, прижался губами к его руке; а тот, милостиво подняв сына с колен, поцеловал его в лоб. И эти простые поцелуи показались Ороферу слаще и соблазнительнее, чем распутство с эсгаротским полукровкой, которому король предавался на протяжении всего пути от Озерного города до дворца.
Но всё же радость его встречи с сыном отравляли сомнения. Орофер подозревал, что его прелестный принц вовсе не хранил ему верность. Разумеется, до отъезда король и сам поощрял Трандуила: Ороферу льстило, что перед очарованием его сына не в силах устоять ни один эльф. И в то же время себялюбивого владыку терзали опасения, что Трандуил — его Трандуил, принадлежащий ему душой и телом — может всерьез увлечься кем-нибудь другим. Орофер не желал делить своего восхитительного наследника ни с кем, будь то хоть сам Келегорм Прекрасный. По дороге домой Орофер всё чаще и чаще с неудовольствием задумывался о том, что его Трандуил, верно, уже давно забавляется с Глорфинделем и Илуватар знает с кем еще. На привалах, когда его честолюбивый бастард, призвав на помощь всё своё искусство, старательно ублажал его, король перебирал в уме имена тех своих приближенных, что остались во дворце, и представлял их на ложе с Трандуилом — поочередно или вместе. В своей ревности Орофер доходил до того, что воображал, как даже его преданный Амдир поддается обаянию юного наследника — тут уж он не выдерживал и, перевернув эсгаротского полукровку на живот, с остервенением овладевал им, словно то был сам неверный принц.
Вот и сейчас, стоило Ороферу бросить взгляд на Глорфинделя (тот вслед за Трандуилом тоже поднялся на галерею, чтобы приветствовать старого друга), как перед мысленным взором короля возникли они оба — прославленный гондолинский герой и юный наследник зеленолесского трона — обнаженные, возбужденные и бесстыдные, предающиеся разврату в перерывах между упражнениями в воинском мастерстве. Орофер мгновенно вспомнил, с какой легкостью и простодушием Глорфиндель относится к постельным утехам… Королю стало жарко от негодования.
— Сын, — произнес он, отстраняя Трандуила от себя, — взгляни на этого юношу, — Орофер указал на бастарда. — Его имя Эстелир. Он твой брат. Он станет для тебя преданным другом — и надежной опорой, когда ты взойдешь на престол. Королевскому наследнику негоже оставаться в одиночестве.
Трандуил застыл, пораженный словами короля. Несколько долгих мгновений он стоял неподвижно; потом оглянулся на новоявленного братца и вновь посмотрел на отца. Лицо принца исказилось, словно Орофер влепил ему пощечину; на глаза навернулись слезы. Вскинув голову, Трандуил выпалил — заносчиво, чтобы Орофер не услышал в его голосе предательской дрожи:
— Славный же подарок привез ты мне, отец! Я навеки его запомню!
Толкнув полукровку плечом, Трандуил выбежал из галереи и скрылся в одном из переходов дворца.
Ноздри Орофера затрепетали от гнева. В глубине души он знал, что неправ, но сын повел себя ужасающе непочтительно… да еще и посмел уйти без отцовского дозволения! И всё это на глазах у друзей короля, достойных эльфийских вельмож! Нет, Орофер попросту не может оставить без наказания подобную дерзость. Ослепленный отцовской любовью, он избаловал Трандуила, дал этому неблагодарному юнцу слишком много воли! Настала пора вновь напомнить сыну, кто его единовластный повелитель! Орофер сжал кулаки. К досаде короля его маленькая хитрость, призванная всего лишь раззадорить Трандуила, подстегнуть его ревность, заставить принца снова бороться за расположение отца, — сработала совсем не так, как предполагал Орофер. Это вывело короля из себя. Втайне он страшился, что собственными руками разрушил то, что сложилось между ним и сыном, что их упоительная, неизмеримая любовь уже никогда не вернется — и от страха король сердился еще пуще.