– Она не в рабынях! – пылко воскликнула Борглинда. – Она его жена! Они обручились с согласия ее родичей, и Хродмар обменялся подарками с Фрейвидом!
– Зато вено[38] не платили! Едва ли фьялли считают ее его законной женой! Ты пойдешь или нет? Или я сама буду все делать, пока не помру?
В кухне тоже было полно народу – квиттов и всех прочих вперемешку. Раздавался стук игральных костей, разноголосый смех. Две молодые служанки стояли возле кружка гостей, но при виде Борглинды кинулись мешать в котле. Их ложки сталкивались, при этом девушки бросали друг на друга многозначительные взгляды и фыркали от смеха над чем-то своим. В самой середине кружка сидел высокий худощавый парень с продолговатым лицом и светлыми, почти серебряными волосами, обрезанными так, как носят в Барланде: сзади они достигали плеч, а спереди – середины лба. Потряхивая в руке деревянный стаканчик с костями, он увлеченно рассказывал что-то. Борглинда поймала ухом несколько слов:
– ... Тогда наш умный Грам вымазал себе лицо сажей, а на грудь приладил железную крышку от котла и в таком вот виде пошел к кургану. И вот в полночь курган раскрывается и вылезает оттуда мертвец, то есть Хари бонд. А Грам расхаживает себе вокруг кургана, будто так и надо. «Ты что, – спрашивает Хари бонд, – тоже мертвец?» «А как же? – отвечает Грам. – Сам потрогай!» Хари потрогал – и правда грудь холодная...
Слушатели смеялись, и Борглинда медлила, прислушиваясь. Ей было приятно хоть ненадолго отвлечься от фьяллей, дани и Медного Леса.
– ...До самого утра они пересчитывали серебро, а как Хари мертвец захотел его спрятать обратно, Грам его все взял и рассыпал по земле вокруг, – оживленно рассказывал парень, и в голосе его слышался теплый призвук скрытого смеха. – Хари спрашивает: «Ты чего делаешь?» Грам отвечает: «Сею! Если под полной луной посеять серебро, то из каждого пеннинга вырастет эйрир[39]!»
Заслушавшись, Борглинда хохотала вместе со всеми, забыв и о меде, и о Йорунн, о пире, о фьяллях – обо всем, что не давало ей смеяться в обычное время. Смех у нее оказался такой звонкий, что парень-барландец бросил на нее быстрый взгляд поверх голов прочих слушателей и заговорил еще увлеченней:
– ...Хари мертвец собрал было все деньги, а Грам их опять рассыпал. Хари говорит: «Ты не покойник!» А Грам ему отвечает: «Сам ты не покойник!»
Борглинда чуть не плакала от смеха. «Сам ты не покойник!» Это же надо придумать! Парень опять посмотрел на нее: глаза у него были светлые, узковатые, они блестели живо и весело. Он казался человеком какой-то другой породы, потому что у него была совсем другая жизнь: без крикливой старухи-тетки, без унизительной бедности, без вечной боязни проклятых фьяллей. Он был сам себе хозяин, не был привязан к девичьей и к прялке, не боялся за свою честь, видел разные земли и никому не кланялся. Он может быть веселым...
– А потом Грам женился на вдове, и у них родилось восемь детей! – ко всеобщему удовольствию закончил парень и ловко выбросил кости на подложенную доску. – Ну, что я тебе говорил, Фрем? Двенадцать! Смотри сам! Ты умеешь считать до двенадцати?
Несколько голов столкнулось над доской, а парень опять посмотрел на Борглинду. Она опомнилась: девушке из рода Лейрингов не очень-то пристало слушать болтовню заезжих торговцев. Но уходить отсюда назад к Йорунн и фьяллям не хотелось, и Борглинда все медлила, стояла возле кружка гостей и челяди, не сводя глаз с веселого парня, как медлит путник холодным вечером возле чужого костра.
– Да ты, парень, и кости умеешь заговаривать! – с неудовольствием проворчал бородатый вандр.
– Э, брось! – Парень махнул рукой. – Все у тебя на глазах! Спроси у кого хочешь: Гельд Подкидыш играет честно!
– А рассказывает? – спросила Борглинда. – Это все правда, что ты тут наговорил?
– Нет! – охотно отозвался парень, явно довольный, что она к нему обратилась. – Наврал половину. Но мне сдается, что эти добрые люди на меня не в обиде! Кстати, это правда, что Грам женился на вдове и у них родилось со временем восемь детей!
Слушатели пересмеивались, поглядывая на них обоих.
– Ты торгуешь лживыми сагами[40]? – опять спросила Борглинда.
– Лживые саги я раздаю бесплатно! – Гельд улыбнулся ей так открыто и дружелюбно, что Борглинда не в силах была удержаться от улыбки в ответ. – Сколько тебе надо, о прекрасная липа обручий? Тебе я готов рассказывать саги хоть до утра.
– В укромном темном месте! – добавил обиженный вандр, и слушатели опять грохнули хохотом.
Гельд смеялся вместе со всеми, а Борглинда попятилась. Ее щеки загорелись, веселье разом угасло, точно на огонек плеснули холодной водой.
– Придержи язык, бродяга! – гневно крикнула она. – Ты тут не у себя дома, и тут тебе не гостиный двор! Как проситься в дом на целую зиму, так вы все вежливые! Была бы моя воля, я бы на порог не пускала таких свиней!
С этими словами она повернулась и почти бегом бросилась назад в гридницу. Все в ней кипело от негодования и горького стыда. Никогда бы торговец не посмел бы сказать подобное девушке из рода Лейрингов, если бы все было по-прежнему, по-правильному. А сейчас все знают – квитты в грязи, и Лейринги в грязи. С этих, с постояльцев, Гримкель берет деньги вместо того, чтобы принимать бесплатно, как принято у знатных людей. И теперь мы вынуждены все это терпеть! И что она сделает? Они там смеются над ее возмущением: подумаешь, какая богиня из Асгарда[41]! Но разве у нее есть брат, который мог бы за не заступиться? Где вы – Аслак, Одд, Ивар, Свейн, Льот, Хринг, Атли? Что она может, если даже ее родич конунг лижет сапоги фьялльскому ярлу, который вдвое моложе его?
Пробегая через гридницу, Борглинда не поднимала лица, чтобы никто не видел слез у нее в глазах. И сама виновата! Нечего было тереться возле всякой сволочи!
В девичьей она села возле обтрепанного куска шкуры, где ползал среди деревянных игрушек ее племянник, Свейн, сын Свейна. Увидев Борглинду, он радостно загукал и полез к ней на руки, безжалостно упираясь в колени крепкими локотками и коленками. Борглинда поморщилась: карабкается, как на дерево. Она подняла тяжелого мальчишку и посадила. Вот он, мужчина из рода Лейрингов. Только за меч он возьмется нескоро – ему год и три месяца, он родился уже после Битвы Конунгов, отнявшей у него отца, родился сиротой. Лучше бы ему совсем не родиться. И ей тоже. Все вокруг было чужим и черным, и этот край непокрытой скамьи казался единственным оставшимся ей местом на земле.
38
Вено – выкуп за невесту. Он входил в обязательные условия, без которых брак не считался законным.