Борглинда молчала, соображая, насколько проговорилась и чем это грозит.
– Понимаешь ли, у меня тут два сундука с цветным сукном, и если ночью будет пожар... – словно стараясь оправдать свой вопрос, опять заговорил Гельд. – Я уже сторговался – мне тут один вандр дает золотое обручье за всю тысячу локтей, а это, знаешь ли, хорошая цена... Будет обидно, если мои сундуки сгорят. А эти фьялли такие упрямые парни – ни за что не дадут себя убить просто так.
– Не беспокойся, – снисходительно ответила Борглинда. Пусть хоть весь свет знает! Ей все равно! – Их будут убивать не тут, а в Медном Лесу на обратном пути. Так что когда Торбранд Тролль придет сюда мстить за своих людей, ты и твое сукно, то есть ты и твое обручье уже будете в Эльденланде. Попутного тебе ветра! Смотри не обожгись, когда из земли плюнет огнем.
– Спасибо! – учтиво поблагодарил Гельд. – Я привезу тебе оттуда маленького тролля с длинными ушами, в корзинке.
– Буду ждать и смотреть в море! – пообещала Борглинда и ушла в дом.
Ей вдруг стало очень холодно. Руки совсем застыли, пока она там стояла возле порога. Кто-нибудь увидит, как она с ним болтает – и завтра вся усадьба заговорит про «укромное темное место». Ну и пусть говорят! Чтоб им всем провалиться!
Гельд вернулся в спальный покой, задумчиво покачивая в руке деревянный стаканчик с игральными костями. То, что он узнал во время случайной беседы с девушкой, заслуживало того, чтобы подумать как следует. Разнородные постояльцы усадьбы уже спали, и он ступал осторожно, стараясь не задеть широкие спальные помосты вдоль стен. Сыроватые поленья в очаге дымили, после свежего воздуха двора тут казалось нестерпимо душно.
– Явился наконец! – Бьёрн Точило, товарищ Гельда, с которым они совместно владели кораблем, приподнял голову. – А я уж думал, ты хочешь выиграть у того толстяка весь корабль, а у нас гребцов не хватит... Ты чего такой мрачный? Проигрался?
Гельд молча покачал головой и присел на край помоста рядом с ним. С Бьёрном Точило он был знаком сколько себя помнил, поскольку еще воспитатель Гельда, Альв Попрыгун, владел с ним кораблем на половинных началах. Еще старым, предыдущим «Кабаном». Бьёрну было от пятидесяти пяти до шестидесяти (он сам не знал толком, сколько ему лет), но он был еще крепок и даже не умел предсказывать погоду по нытью своих костей. На его макушке светилась лысина, но окружал ее довольно густой лес пегих волос, полутемных-полуседых. Черты лица у него были крупными, кожа загорелой и темной, зубов не хватало, а небольшие глаза быстро уставали и щурились. Нрава он был беспокойного, но сговорчивого, и Гельд отлично с ним ладил. Бьёрн относился к нему почти как к сыну, и Гельд не возражал, поскольку отца у него не было вообще.
– Знаешь, Точильный Медведь[47], похоже, тут замышляется подлое дело, – сказал он наконец.
– Против нас? – Бьёрн насторожился и сел на лежанке.
Гельд опять покачал головой:
– Нет. И когда все это случится, нас тут не будет.
– А! – удовлетворенно ответил Бьёрн и снова улегся. – Тогда пусть.
– Да, но... – нерешительно продолжил Гельд, покачивая на ладони стаканчик днищем вверх и потряхивая кости, будто собирался бросить. – Я тут подумал: если здешние хозяева опять подерутся с гостями, то ведь вся эта кутерьма начнется опять... Помнишь, когда не советовали ходить вблизи Квиттинга...
– Да ну! – Бьёрн опять сел. – Слушай, перестань выражаться как вёльва сквозь сон – я не Один и не умею разгадывать загадки. Говори толком. Что ты там услышал? Надо собираться прямо сейчас или можно до утра подождать?
– Я думаю, что суетиться ночью не стоит, – утешил его Гельд. – Но если здесь сгорят все дома, где мы устроимся со своими товарами летом? А? Я правильно рассуждаю?
На самом деле он рассуждал про себя, мысленно.
– Делай что хочешь! – Бьёрн махнул рукой, опять улегся и отвернулся. Он отлично знал привычку товарища говорить вслух много ерунды, а главное держать про себя, пока не придет время. – Я спать буду. Разбуди меня, когда крыша загорится.
– Обязательно! – твердо пообещал Гельд и стал неспешно раздеваться.
Нет, суетиться ночью не стоит, но если есть способ помешать Гримкелю конунгу опять поссориться с фьяллями, это нужно сделать непременно. От этой их войны одни убытки. Опасность для кораблей, недостаток железа на продажу, нехватка места для пристанища... Три года назад было бы десять покупателей на ту тысячу локтей крашеного полотна, а тут два дня искал, пока напал на того вандра... Знатные квиттингские хёльды перебиты, а у оставшихся нет ни пеннинга лишнего. Они теперь не покупатели... Гельд мимоходом вспомнил девочку, с которой только что разговаривал. Платье третий день одно и то же, а между бронзовыми застежками – ни единой цепочки, ни единого колечка на пальцах... А у фьяллей... Гельд вспомнил надменное молодое лицо с острым подбородком и огромными глазами, зелеными, как у кошки. Острый нос с горбинкой больше подойдет троллю... Вроде их конунга Торбранда, тот тоже такой длинноносый. Может, порода такая?
Асвальд ярл выглядит человеком надменным, но не глупым. Что он сделает, если узнает?
Гельд улегся рядом с Бьёрном и завернулся в плащ. Завтра будет видно.
Наутро, счастливо избавившись от полотна, Гельд отправился прогуляться по Острому мысу. На руке его блестело новое золотое обручье в полторы марки[48] весом, день выдался ясным, и ему было весело. Посвистывая, он обходил дворы, разглядывал корабли, зашел кое-куда посмотреть кое-какой товар. Однако, бедновато. Разве три года назад такое было? Железо по цене приближается к серебру. А, вон он!
Гордый Асвальд ярл с десятком людей величаво вышагивал по берегу. За его плечами вился по ветру красный плащ, широкая серебряная гривна с крупным молотом Тора[49] сверкала на груди. Сразу видно – посланец могущественного конунга! Красавец! В любимой Гельдом «Песни о Риге»[50], которую он помнил от первого до последнего слова, про ярла сказано как нарочно про Асвальда:
50
«Песнь о Риге» – одна из песней «Старшей Эдды», повествует о том, как один из асов, Хеймдалль, под именем Рига обходил человеческие дома и положил начало различным общественным сословиям: рабам, бондам, ярлам.