- Здравствуйте, - подошёл Владимир.
- Дзень добры, хлопец, - ответили они наперебой, радуясь нежданному собеседнику, а та, что ближе, спросила: - Нявесту шукаешь? Бяри любую, - и обе посмотрели на него лукаво, ожидая, как он вывернется.
- Не могу, - ответил Владимир со вздохом.
- Чё так?
- Обе нравитесь.
Старушки, довольные, засмеялись, мелко трясясь и манерно прикрывая безгубые и беззубые рты ладошками. Самое время узнать обстановку.
- За женихами наблюдаете, девчата? Ещё не набежали?
- Не. Ты перши. Тобе льгота, - снова охотно вступила в разговор ближняя. – Да и куды им. Они вже зачухались таскать меблю новому енералу.
В груди Владимира похолодело.
- Как – новому? А старый где? – непроизвольно вырвалось у него, и, чтобы скрыть тревожную заинтересованность, он спросил: - Наверное, жалеете его?
- А як жа ж, - подтвердила всё та же словоохотливая бабуля. – Шатров Николай Иваныч – вельми добры енерал. С нами завсегды гутарил, як ты. Жонка у его – Ольга Сергеевна – уж така красуля, уж така добра, альбо и не енеральша зусим. – Хорошая знакомая генерала Шатрова всплеснула руками и жалостливо воскликнула: - Надо ж! Тольки учора возвернулась с дитём, а ночью – бац! – и уехали. – И тут же объяснила несведущему лейтенанту: - У их, у енералов, усё скора робится. Прикажуць, узяли торбы у руки и – в пуць. Ён хуч и енерал, а добра своего не мае, усё казённое, раз-два – и готов! И мебля, что стрымаюць для нового – тож казённая.
Владимир немного опомнился от неожиданного удара судьбы, всё же выписывающей синусоиду.
- Куда ж они так вдруг, ни с того, ни с сего уехали?
- Як – куды? – укоризненно посмотрела на несообразительного военного бабуля. – Война жа. Японцы на нас напали, вось Николай Иваныча и послали заборонить наши кордоны. Ён енерал боевой, аж до Берлина немца гнал, знае, як воеваць надоть, дабы хутчей победу дабыць. А сямью узял таму, што фронт далёка, пущай рядом не будуць, усё пакойней. Може, и наведаться к им кагда-никагда случится.
- С семьёй, значит, уехал? – решил всё же уточнить Владимир.
- Бачить не бачили, а уж так. Вось, сябровка моя слыхала, як ночью машина гукала, дитё плакало. И Зинку, што прибирает у Шатровых, утром в покои не пустили, часовой стоял, говорил, што никого няма у хате, уехали.
Про войну с японцами Владимир опять забыл, будь она неладна, несмотря на то, что далёкая война уже трижды вмешивалась в его неустоявшуюся здесь жизнь. Что ж, очевидно, бабуля права, объясняя войной поспешный ночной отъезд генерала Шатрова, правы дряхлые аналитики и в том, что дальняя и долгая командировка вынудила его взять с собой семью и, вынужденно - Витю.
- Так вы говорите – никто не остался? – ещё раз напрямую переспросил Владимир. – Может быть, кто из родственников или знакомых?
- Не, - убеждённо уверила всё та же разговорчивая бабуля под согласным кивком головы молчаливой подруги. – Зинка не омманет. Мы с ранку сидим – нихто не выходил.
Может, и к лучшему, что Виктора увезли. Если после войны – она, вероятнее всего, не будет долгой – Шатровы не вернутся сюда, он их найдёт, где бы они ни были: генералов не так уж много, тем более, таких как Шатров. Возвращаться на родину они с Виктором обязательно должны вместе. А пока без него Владимиру будет вольнее и спокойнее в дальних поездках, когда не надо заботиться, с кем его оставить, и думать, как он там один. Да и безопаснее для сына: кто знает, какие неожиданности могут случиться при встречах с агентами? Сдадут ли они себя безропотно новым хозяевам или попытаются отделаться от неизвестно откуда взявшегося связника? Пусть лучше Витя поживёт в обеспеченной и защищённой генеральской семье под надёжным и квалифицированным присмотром Ольги Сергеевны, которая хоть сколько-то заменит мальчику мать. Можно надеяться, что при генеральских возможностях он не будет им в тягость. Может быть, даже наоборот: дети подружатся, и всем будет лучше. Есть, конечно, опасность, что Витя расскажет о себе, о матери и о Владимире всё, что знает и что не соответствует тому, что рассказал Владимир Шатровой в поезде. Придётся для встречи придумать какое-нибудь оправдание. Лишь бы мальчик понравился Шатровым. Не хочется верить, что, узнав правду, Ольга Сергеевна пожелает избавиться от него. На неё это не похоже. А вот Владимиру придётся краснеть. Но это когда ещё будет. Что-нибудь придумается. Лишь бы сделать своё проклятое дело, освободиться от американских пут, а там он готов и сгореть от стыда. Он легко смирился с потерей названого сына и даже в душе был не то, чтобы рад, но умиротворён, принял потерю с облегчением, оправдывая неприятное чувство тем, что расставание – временное, а всё потому, что не было у него главного для тревоги – отцовских чувств.
- Милок, а ты чё хотел-то? – перебила его сумбурные мысли старушка.
- А? Я? – не сразу нашёлся с ответом Владимир. – Да насчёт жилья хотел узнать.
- И-и, родимый! Здеся не шукай, нет. Да и не зарегистрируют тебя рядом с енералом, просились уж.
- Что ж, пойду искать дальше. До свидания, бабушки.
- Прощевай, касатик.
«Так, синусоида судьбы сработала» - подвёл итог Владимир. - «Выходит, не прогонит меня Ксения Аркадьевна».
- 10 –
Он зря уповал на цикличность судьбы – минимум синусоиды затянулся.
Ещё издали Владимир увидел стоящих у раскрытой калитки дома Ксении Аркадьевны Марину с дочерью и рядом с ними чемоданы, сумки и свой вещмешок, а в дом и из дома деловито сновали плотный коротыш в майке, худая женщина и дети, сосчитать которых было невозможно, и все они что-то втаскивали и вытаскивали, не обращая никакого внимания на Марину. Владимир, забеспокоившись, прибавил шагу, а, приблизившись, почти прокричал:
- Что случилось?
Смуглое от природы лицо Марины было совсем тёмным, губы посерели и слегка запеклись, расширенные глаза застыли в тревоге. Она почти прохрипела, преодолевая спазмы задеревеневшего горла:
- Старуху взяли.
Владимир не понял:
- Как взяли?
- Приехали на двух легковушках, все в чёрных плащах, и увезли, в чём была.
- Значит, вернётся, - попытался логично обмануть себя и её Владимир.
- Нет.
- Почему?
Марина говорила монотонно, обречённо, без всяких эмоций в голосе и лице, видно, очень испугалась.
- Потому что оттуда не возвращаются. Потому что дом сразу же занял какой-то плотный тип в полувоенной форме с бабой и детьми. Потому что вселяла их рыжая завитая стерва из жилищной конторы, а она-то уж не сомневается, что дом свободен. Мне она велела быстренько собрать вещички и выметаться. Я просила оставить их, пока не найду другого угла, но где там! Плотный гад сам стал выносить мои вещи в охапке, я уж тут их запихивала по чемоданам. Жду тебя. Что будем делать?
Владимир совсем не собирался что-то делать напару. Он очень хотел, чтобы их неожиданная, совсем не по его инициативе, связь оборвалась именно сейчас, когда появилась необходимость и возможность мирно разойтись. Марина же думала иначе. Она видела в нём нужную ей опору и не хотела её терять. Владимир не мог отказать женщине, оказавшейся в затруднительном положении да ещё с ребёнком, да ещё после недавней близости с ней. Ладно, он поможет ей с вещами, пока она не найдёт себе новое жильё, тогда они и расстанутся.
Он обратил внимание на свой туго набитый мешок.
- Что там? Твоё?
Марина с приходом опоры быстро оживала.
- Как бы не так! Что попало, то и пихала, что понравилось, то и хватала, - и, чтобы замять неприятную тему, обрадовала: - Кстати, тебе привет.
«Марлен с Зосей приходили» - подумал Владимир. - «Почему же не задержались?»
- От хромого или от Зоси?
- Не угадал, - оттягивала свой ответ о чужих вещах Марина.