- Ещё.
Потом добавили ещё два ведра, пока всё тело не покрылось гусиными пупырышками, а в голове возник, расширяясь, ясный звон. И только тогда, дрожа как щенок, вынутый из лужи, Владимир снова уселся на лавку, встряхиваясь всем телом и мотая мокрой шевелюрой, рядом с умелым лекарем, задымившим каким-то вонючим табачным зельем.
- Спасибо, - поблагодарил быстро возвращающийся к жизни Владимир.
- На здоровьице, - ответил мужик. – Пивца бы тебе – враз бы отпустило.
Владимир согласен был на всё, лишь бы быстрее вернуться в нормальное состояние. «Первый и последний раз» - дал он себе зарок и тут же спросил:
- Дам деньги – принесёшь?
Хитрый муж тёти Маши, привыкший к окольным путям в её ежовых рукавицах, ожидал такой реакции на будто бы не нарочное упоминание лечащего напитка и сразу же согласился:
- Што ж не принесть – птушкой узвернусь.
Владимир пошёл в дом за деньгами, оставив мужика на крыльце, чтобы женщины не догадались о сговоре.
- Ну, как, оклемался? – поинтересовалась Марина, с улыбкой оборачиваясь к нему и не отрываясь от стряпни за кухонным столом. – Ничего, скоро мы тебя совсем вылечим, - успокоила в спину невольного алкоголика, почувствовавшего от её слов новый приступ тошноты. Он приостановился, вернулся, спросил:
- Тётя Маша, извините, как зовут вашего мужа?
- Лешаком кличут, - проскрипела та.
Марина засмеялась и перевела:
- Алексеем, значит, дядей Лёшей.
В комнате Владимир оделся в свою единственную воинскую одежду, подумав мимоходом, что пора её сбросить и экипироваться по-граждански, Марина-тряпичница охотно поможет, и вышел, провожаемый уже подозрительными взглядами стряпух. На крыльце он вытащил из второго кармана гимнастёрки вместе с документами оставшиеся сотенные, завёрнутые в бумагу, отделил одну и отдал целомудренно отвернувшемуся на время всей процедуры, как всегда небритому, дяде Лёше. Тот сразу же побежал в сарай искать посуду, пообещав вернуть сдачу, а Владимир вернулся на обсиженную лавочку у колодца.
Минут через двадцать они уже пили прохладное водянистое пиво, слегка шибающее в нос и щекочущее пеной губы, по очереди прямо из оцинкованного ведра, наполненного почти доверху. Очевидно, дядя Лёша решил перестраховаться с лечебной дозой, а скорее всего, не смог устоять перед возможностью взять столько, сколько позволяли тара и деньги. Про сдачу он как-то забыл, а Владимир стеснялся напомнить. Тем не менее, лечение проходило дружно и эффективно, только, пожалуй, здоровый соведерник втягивал в свою очередь пенной микстуры значительно больше больного. Но тот был не в обиде: ему становилось всё лучше и лучше. Лёгкое опьянение значительно утишило головную боль, убрало тянущую тошноту, а настроение поднималось с каждым глотком.
Когда они в молчании, перекидываясь лишь отдельными словами одобрения напитку, благоговейно осилили почти треть пивного ведра, на крыльцо вышла Марина.
- Вот вы где. Воду пьёте?
- Ага, - дружно ответила пара.
- Жарко, - пожаловалась как всегда некстати появившаяся женщина, - дайте-ка и мне.
Она подошла к колодцу, ухватила ведро, поднесла, не глядя, ко рту и отстранилась, держа его на вытянутых руках.
- Фу, что это? Никак пиво? Откуда?
- Из колодца, - ответил чересчур находчивый и довольный собой дядя Лёша. Ему не страшно было, если и отнимет, он уже почти напился.
- Вас без присмотра и на минуту нельзя оставить, - выговорила им Марина дежурную в таких обстоятельствах женскую реплику и припала к ведру, да так надолго, что дядя Лёша обеспокоенно вытянул шею, непроизвольно считая шевелящимися губами глотки, не надеясь, что им останется. – Допивайте, - отдуваясь и отдышавшись, разрешила разоблачительница, - я ничего не видела, - и ушла в дом, оставив мужчин с развенчанной тайной и чувством досады.
Пить уже не хотелось. Поговорили о том, о сём, лениво перебрасываясь бессвязными фразами. О погоде, о стройке, где вкалывал дядя Лёша, а сегодня прогуливал с обеда по причине готовящейся пьянки, о предстоящих холодах и о дровах и, не будучи одинаково занятными собеседниками, с облегчением приняли зов побордовевшей от жара кухни, выпитого пива и готового пира Марины:
- Мужчины, за стол, всё готово.
Застолье, в отличие от базарного, сразу приняло безалаберный неорганизованный характер, обычный при отсутствии авторитетного церемониймейстера и, главное, объединяющей разговорной темы. Владимир сразу же отказался от водки. Никто не уговаривал, заботясь больше о себе, а он, причина и спонсор празднества, сидел полузабытый, отхлёбывая потеплевшее пиво, отличающееся от баварского и берлинского как помои от родниковой воды, и с тоской ждал конца. Не вытерпев, дождался, когда трое, торопясь по русскому обычаю, приняли по третьему полстакану под бестолковые разнобойные тосты, поднялся и сказал сидящей рядом разогревшейся Марине:
- Мы пойдём, погуляем с Жанной, - и, взяв обрадованную девочку, жмущуюся к матери, за руку, вышел из дома на вечернюю прохладу, глубоко вздохнул и спросил маленькую спасительницу:
- Ну, что, мадам, пойдём, прогуляемся по улице?
- Да, - немедленно согласилась та, тут же потянув кавалера за калитку.
Для начала посчитали звёзды в чистом на удивление для здешних мест небе. После пяти получилось сразу много, а Большая Медведица и вовсе не похожа на медведя. Потом по медленному ходу обсудили достоинства и недостатки животного с фосфоресцирующими глазами, бесстрашно шествующего в темноте по смутно виднеющимся торцам штакетника. Оказалось, что оба любят рыжих, но ещё больше – собак, только она – маленьких и пушистых. Конфеты вкусные все, но она ела такие, каких он и не пробовал – шоколадные с белой пастилкой внутри. Сначала отколупываешь шоколадные корочки и ешь, а потом пастилку можно пососать. В этом ему крупно не повезло. Не мог он ничего толком рассказать и о говорящих «мама» куклах, а она видела у одной девочки. Видела и заводную легковушку у мальчика, только он не давал никому потрогать. Надо поискать в магазинах и то, и другое, выразил он обоюдное желание. А ещё она любит мороженое. Ну, тут уж Владимир проявил полную компетентность и обещал завтра днём купить и ей, и маме. «Только обязательно с вафельными корочками», - попросила она, – «они тоже вкусные, и руки не будут липучими», - и, помедлив, добавила самое заветное: - «А если есть деньги, то лучше два или три». Она положит погреться два или одно, чтобы горло не заболело, а потом съест и ему оставит немножко. Такая перспектива его устраивала, и он на всякий случай согласился на три. Нравится ей также морс – это такая вода с сиропом. Если дашь одну монетку, то в стакан с водой нальют немного красного или жёлтого сладкого сиропа, а если две монетки – то много, и будет очень сладко и вкусно. Сообща решили, что будут пить всегда только за две монетки. И ещё поговорили-помечтали о многом. Когда установилось полное доверие, то, естественно, захотелось большей близости, и она предложила:
- Давай, ты будешь всегда моим папой. Я тебя буду любить. И мама – тоже, - выдала напоследок наиболее веский аргумент.
Разговор принимал недетский характер. Надо было отвечать честно, и по-другому он не хотел. Сердце слегка защемило от воспоминаний о сыне, неизвестно где и как устроенном.
- У тебя есть папа, - осторожно отказался Владимир от лестного предложения, невольно подумав, что мать своим поведением и дочь подталкивает к предательству. – Он лучше меня: красивый, высокий и очень добрый.
- Ты видел? – усомнилась безотцовщина, не желающая менять синицу на журавля.
- Мама видела, - не соврал Владимир. – Ты спроси у неё, она скажет, какой он.
Они, молча переживая отторжение, прошагали несколько минут, и она предложила компромиссный вариант:
- Тогда ты побудь моим папой, пока тот найдётся.
Он и на это не мог согласиться: слишком тяжелыми могут быть последствия взрослой недоговорённости для детской души.
- Давай, я буду лучше твоим самым-самым верным другом дядей Володей. Мы будем вместе играть каждый день. А теперь пойдём домой – мама ждёт.
Она не отвечала, и они, молча, вернулись домой, недовольные друг другом и собой.