- Вы!!! – вскричал Владимир зажатым голосом, всё ещё ощущая боль от точечного тяжёлого удара. – Трусы!!! В спину!!! – От обиды, боли и яростной злости он не мог говорить связно. – Кто?
Откуда-то из темноты мастерских вывернулся неясной тенью остроскулый хитрец, вчерашний подельник по чёрному бизнесу, и негромким голосом Иуды указал:
- Толстый, Серёга, он кинул, - и исчез, как и не был.
- Ты?! – пошёл к щекастому Владимир, огибая станину.
Тот перестал гримасничать и повернулся к приближающемуся ненавистному шофёру, нисколько не опасаясь, потому что, во-первых, их было двое против одного, а во-вторых, тот более жидок в теле, но на всякий случай на ощупь подобрал правой рукой подходящий ключ. Когда Владимир подошёл совсем близко, он угрожающе поднял его, всё ещё не сомневаясь в исходе стычки, и был несказанно удручён недооценкой опасности, так свойственной русским, гораздым махать руками после драки, когда после короткого сильного нацеленного удара в печень выронил ключ, скрючился от нестерпимой боли и сел, ловя воздух широко раскрытым ртом и опрокидывая ящики, на которых они с напарником недавно безмятежно играли в дурачка.
- Ты! – всё так же не находя слов, повернулся Владимир к худому.
Тот отступил, пробормотав:
- Я не бросал, - предав беспомощного напарника для собственного спасения.
После расправы Владимир вторично развернулся и пошёл на выход, невольно ожидая незащищённой спиной нового удара. Но его не последовало. И времени прошло совсем немного, потому что, когда он вышел, Шендерович был ещё во дворе, разговаривая с кем-то около конторы. Раздражённый разладом в работе, не проходящей болью и ненужной стычкой, Владимир быстро подошёл к главмеху, только что закончившему разговор, и, не сдерживаясь, освобождаясь от горечи, накопившейся с избытком всего лишь за вчерашний день и сегодняшнее утро, выпалил:
- Я хочу уволиться. Я не могу здесь работать.
- Почему? – повернувшись к нему, спросил Шендерович спокойно, и только в нетипичных для еврея серых глазах промелькнули злорадные огоньки.
- Потому что я шофёр и хочу работать шофёром, а не ремонтным подмастерьем, - запальчиво начал объяснять Владимир своё быстрое отторжение от автобазы. - Потому что мне не нравится здешняя организация туда, при которой никто не в состоянии работать сам, без надзора и палки, и каждый ищет не как лучше сделать, а как не делать. – Перечисляя отрицательные причины, он даже сам удивился, как быстро они запечатлелись в памяти, хотя, по совести говоря, весомой была одна – ему не дали почти обещанной машины. – Потому что отсутствие лишь одного начальника приводит к полной остановке всего производства на радость рабочим, не заинтересованным в труде. – Потом его совсем понесло, и он поплёл несуразицу: - Потому что мне вообще не нравятся здешние люди, потому что…
- И ты думаешь, - перебил Шендерович обидчивый бред, - что тебя где-то ждут с готовеньким новым авто? Да их по всей республике не насчитаешь двух десятков. Война была, к твоему сведению, всё – в армии. Там – есть, не хочешь снова туда? – Нет, в армию Владимир не хотел, ему нужна была свобода. – Ты правильно рассчитал: у нас ты скорее получишь, потому что к нам поступления больше, а ремонт и восстановление эффективнее. И коллектив нормальный, напрасно хаешь. – Начальник помолчал и добавил многозначительно: - Только надо идти навстречу друг другу. – «Жид – он и есть жид», - отреагировал Владимир на прозрачный намёк. – И об организации нашей не тебе судить. Всего-то у нас без году один день, а все точки уже расставил. Отсутствием самомнения не страдаешь. – Жёстко посмотрел в глаза неуступчивого подопечного и разъяснил главное, что лишало смысла весь запал бунтаря: - Если же кому и понадобится палка, то, что ж, он её получит, - он всегда был сторонником разумного чередования кнута и пряника. – Автобаза приравнена к тыловым воинским вольнонаёмным формированиям. А это значит, что за невыполнение производственного задания и нарушение дисциплины – скорый суд и зона, а увольнения – только по очень серьёзным причинам с согласия или по представлению руководства автобазы, а не по желанию работника. Уяснил? – Наконец-то у Альберта Иосифовича отлегло от сердца, и настроение начало выравниваться: оправдывает красавчик надежды, причём словно доктор, сам напросился на оздоровительный втык. – Никто никому не позволит по капризу прыгать с предприятия на предприятие вместо того, чтобы работать и восстанавливать страну. У тебя нет разумных причин для увольнения, так что – иди и работай. Покажи, что умеешь это делать без понукания и палки. – На душе главмеха стало совсем легко и свободно, и он великодушно разрешил: - Если будут дельные предложения, приходи, вместе обмозгуем к обоюдному удовлетворению.
- 3 –
Попалась птичка! Искал свободу действий – нашёл русскую ловушку для западных недотёп. Клетка захлопнулась. А как красиво мыслилось: центральная автобаза – машина и дальние рейсы – быстрый объезд агентов – и домой! Что теперь? В этой стране нет свободы нигде и ни в чём. Всё контролируется, и всё равно всем кажется, что ещё мало. Все покорно ждут и даже просят новых ограничений. С ними удобно и спокойно. Недаром начальник ОК упоённо и, вероятно, с общего поощрения разрабатывает единую для государства парализующую сеть. Кто же станет в таких условиях нормально, самозабвенно, работать? Только накормленные дураки или запуганные рабы. Ни тем, ни другим Владимир уже не станет, и времени, чтобы стать, у него, слава богу, нет. Напрасны Маринины хлопоты.
Если жид не врёт, а ему верить и на полслова нельзя, но в этот раз, похоже, не совсем врёт, то изначальная идея об использовании центральной автобазы в качестве трамплина для выполнения задания в принципе верна. Кто же знал, что трамплин окажется гнилым? Что же дальше? Отказаться от первоначального плана, затратив на реализацию почти месяц, отказаться от завоёванного с таким трудом легального положения, сменить документы и пробираться к агентам, законсервированным в далеко расположенных друг от друга городах, полагаясь на удачу и ежедневно рискуя быть пойманным как бросивший производство трудовой преступник Васильев или как подозрительная неработающая личность, неизвестно зачем блуждающая далеко от места прописки на территории с ещё не полностью снятым военно-полицейским контролем? Поисками продуктов не каждый раз отговоришься. В условиях тотальной подозрительности обязательно и очень скоро начнутся проверки липовой легковесной легенды и, как следствие – провал. Такой поиск более-менее реален, да и то с большим риском, для профессионала, но не для штабника Вальтера. Остаётся только одно: продолжать план, вкалывать так, чтобы студебеккер рос как бройлер, любыми праведными и неправедными способами поставить машину на колёса и выбраться на загородные дороги, а там… Что там, будем думать позже, не увлекаясь. Уже не раз и не два пришлось изменять казалось бы ясные детали плана, разочаровываться и вносить коррективы, отражающиеся на самом болезненном – на сроках. Надо преодолеть отвращение, смирить гордость, проглотить обиду и идти на сделку с Шендеровичем. Машины всё равно не даст, это точно, но поможет с запчастями и ремонтниками. Может быть, в этом не обманет, хотя надежды мало, уж больно нагл и хитёр. Наверное, попытается вытянуть из Владимира всё и только тогда чем-нибудь отплатит. Придётся стать хитрее жида. Вряд ли возможно. Попытка – не пытка, как говорят русские, легко отказываясь от любого начатого трудного дела. Надо преодолеть возникшую, наверное, по его вине отчуждённость и искать контакты с рабочими-ремонтниками, используя всё – показушные симпатии, обман, лесть, папиросы, водку, деньги в конце концов, и через налаживание контактов пытаться вербовать добровольных помощников. В одиночку студебеккера не возродить, на Поперечку надежды мало, Фирсов вряд ли уделит больше того, что ему укажет Шендерович. Следовательно, остаётся искать помощь в обход начальников, непосредственно среди рабочих. Но они сделают что-либо только своему, и значит, надо попытаться стать для них своим. И ещё надо, в конце концов, не травить себя обманом и смириться, что быстро дела не сделаешь, уложиться бы в два месяца, оставшиеся до встречи с резидентом. Обмануть янки не удастся. Не будет хотя бы двух перевербованных агентов и ясной судьбы оставшихся, не будет и возвращения в Германию. Тогда он окончательно и бесповоротно станет русским. Всё! Хватит! Коррективы в план внесены, сомнения – прочь, пора заняться делом, а оно у него пока одно и звучит по-русски точно и всеобъемлюще – вкалывать!