Отчаявшись, он прошептал непослушными губами - "мама".
Космос плавно качнулся.
- Мама... Мама!..
Он по-прежнему висел посреди пустоты, но не черной и враждебной темно-красной, теплой, бесконечно спокойной. Умиротворение и покой. Полная защищенность. Он плывет в пустоте, прорезанной пульсирующими кровеносными сосудами - расслабленный, все такой же нагой, все такой же скорчившийся и слабый - но бесконечно счастливый, потому что любовь, совершенно осязаемая любовь обнимает его теплой пушистой шерстью, зак- лючает в кокон...
Космос.
Надолго ли хватит фонарика?..
Он глубоко вздохнул, приходя в себя.
-...Прародина - для всех?
Серьезный парень с подносом в руках - тот, что приносил Ивару еду - удивленно обернулся от двери.
- Я хотел спросить... Прародина - она для всех? Или... только для тигардов?
Парень задумался. Пожал плечами, ответил, глядя в сторону:
- У всякого есть мать... Но не у всех одна мать, правильно?..
...Мама!..
Перебивая дорогое воспоминание, проплыла по дну памяти восьминогая тень-паук. Два переплетенных тела в метре над полом. "Ивар, пойми..."
- Выведи меня отсюда, - попросил он шепотом.
Серьезный парень чуть не выронил поднос.
- Выведи, - повторил Ивар тихо. - Постарайся... Улетим вместе в Город, ты пойми, Город никогда не простит... Здесь уже всем конец... Спаси меня спасешься сам...
Ивар сознавал бесполезность своих слов - и все же говорил. Без на- дежды.
Парень вдруг улыбнулся - без злобы, открыто:
- Тебе не понять...
Повернулся и вышел.
Ивару не понять.
...Неужели они не боятся? Им действительно легче умереть, чем расстаться со своими драгоценными... камнями... обычаями?!
...Женщина, молодая, легкая, идет прочь, лица не видно, только подрагивают в такт шагам тяжелые косы на плечах... А над ней синее-си- нее, невозможно синее, горящее синим, слепящее глаза, тепло на щеках - солнце, а она уходит, касаясь травы оборками цветного платья, догнать бы, догнать бы, догнать...
Ее догоняет мальчик. Как был - в простреленом комбинезоне, в запекшейся крови...
Всего лишь щелчок открывающейся двери - а уже ясно, кто вошел.
- Нету никакой Прародины, - сказал Ивар в стену.
Барракуда не ответил.
- Нету Прародины! Зря только... переводите капсулы. Умер - нету!..
Барракуда тяжело опустился на откидную кровать. Теперь Ивару видна была опущенная голова с редеющими на макушке волосами. Человек, поста- вивший на колени его отца...
- Я ненавижу вас, - сказал Ивар шепотом. - По-настоящему ненавижу. Вам лучше убить меня, если не хотите, чтобы потом...
Он запнулся. Любая угроза, произнесенная вслух, казалась ему сла- бой, неубедительной, а главное - недостаточной.
Барракуда вздохнул:
- Знаешь что... Говори мне "ты". А то как-то ненатурально получа- ется...
Ивар молчал, сбитый с толку.
- Мне все говорят "ты"... Ты заметил?
Он усмехнулся. Его круглые глаза уже не казались такими выпуклыми провалились под брови, в черные ямы.
- Помнишь, я говорил тебе... Там, возле Камня... Что твой отец - достойный человек?
Ивар всхлипнул.
- Так вот... Ты - сын достойного человека, Ивар. И пойми... ЧТО ты для него.
Великое сокровище... Мальчишка. Ради мальчишки - на немыслимое унижение...
- Наверное, я для него - сын, - отозвался Ивар тихо. - А вот для вас... разменная монета. Товар на торгах.
- Да, - Барракуда потеребил полоску усов, - да... Но можешь гор- диться, потому что ценой тебя я покупаю... Не сумею объяснить. Беско- нечно ценную вещь.
Ивар криво усмехнулся. Что может быть ценнее жизни?..
Фонарик Ванины еще светит, а вот Саня... От него ничего не оста- лось. Совсем ничего, подумал он, и мысль оказалась совершенно невыноси- мой.
- На нем нет тяжести, - сказал Барракуда в наступившей тишине. - Он легкий... Все равно, что сделали с его телом - он найдет дорогу и без фонарика.
- Неправда.
- Правда...
Ивар встретился глазами со взглядом Барракуды - и вдруг остро, изо всех сил захотел ПОВЕРИТЬ.
- Он же не тигард...
Барракуда кивнул:
- Но он же человек...
Ивар закрыл глаза.
Мамочка, если бы я умел поверить... что ты меня ТАМ встретишь...
А ведь Саня уже знает. Саня, всегда он успевал первым, первым ро- дился, первым...
А что, если они теперь вместе? Если они уже встретились с мамой, ту, пусть не под голубыми шатрами, все равно где - но они ВМЕСТЕ ждут Ивара?!
- Ты скоро будешь дома, - сказал Барракуда медленно. - А мы уй- дем... Корабль стоит в доке. Не очень мощный и не очень надежный, но твой отец обеспечит его старт. Поверь, что в моем списке нет ничего лишнего. Только, чтобы выжить.
- А если нет? - спросил Ивар с закрытыми глазами.
Барракуда не понял:
- Что - нет?
- Если... - Ивар запнулся. - Город... Не выполнит условий?
Барракуда помолчал. Проговорил осторожно:
- Ну... Они же... в своем уме, верно?
Он ждал увидеть во сне теплый космос, прорезанный кровеносными со- судами но вместо этого приснились Весы.
Никогда в жизни ему не доводилось видеть ничего страшнее.
Весы упирались в небо - то есть в то место, где должно было быть небо, а сейчас была красная, мутная каша. Весы занимали полмира, чер- ные, жуткие, с закопченными котлами вместо чаш... И все стояли молча - Белый Рыцарь в изорванном плаще, тонкогубая женщина с погасшим фонари- ком, мальчик в простреленном комбинезоне, Барракуда с ритуальным кинжа- лом в опущенной руке, маленький паж, и еще много, много...
- ЦЕНА.
Ивар не видел, кому принадлежал этот голос, которого лучше бы не слышать никогда.
- ЦЕНА.
Плечи Весов дрогнули - Ивар увидел Белого Рыцаря на одной из чаш, Весы накренились, но Барракуда бросил на другую чашу свой кинжал - и Весы выровнялись, и в следующую секунду Рыцарь был уже высоко вверху, в мутной кровавой каше... Ивар хотел закричать - но невидимая сила швыр- нула его на опустевшую чашу, и, вцепившись руками в черные склизкие це- пи, он увидел в котле напротив груду контейнеров, из-под отлетавших крышек медленно поднимались головы в шлемах, но Ивар был тяжелее, он перевешивал, пока на чашу напротив не швырнуло Регину, мертвого Саню, смеющегося чертика на липучке...