Ивар почувствовал, как его чаша идет вверх. Он кричал и прыгал, желая стать тяжелее, весомее, умилостивить Весы... Но кровавая каша бы- ла все ближе, а земля уходила все дальше, и голос, которого лучше бы не слышать, торжествующе твердил:
- ЦЕНА. ЦЕНА. ЦЕНА.
...Несильная боль в плече. Он открыл глаза - над ним сидел Барра- куда со шприцом-пистолетом:
- Ты что? Ивар, ты что же?
Он лежал, чувствуя, как расслабляется мокрое, холодное, как лягуш- ка, непослушное тело. Действительность, какой бы она не была, оказалась стократ лучше сна. Ему захотелось улыбнуться Барракуде - но улыбки не получилось.
- Ивар... Ты же держался. Немного осталось. Все будет хорошо. Слы- шишь?
- Я больше не могу, - сказал Ивар виновато. - Я не могу...
Барракуда закусил губу. Секунду сидел, раздумывая. Потом быстро взял Ивара за плечи:
- Сядь... Вот так. Я научу тебя боевому заклинанию тигардов... Знаешь, когда воин обескровлен, когда кажется, что все, конец, непере- носимо... Мне всегда помогало. И когда я в шлюпке взрывался, и когда я карцере сидел годами... Закрой глаза. Крепко. Повторяй за мной: сквозь ночь. Сквозь день. Травой сквозь могильные плиты...
- А что такое могильные плиты?
- Потом... Сейчас повторяй. Сила земли. Сила воды... Ор загг, ор хон, ава маррум... Ну, Ивар: сквозь ночь...
- Сквозь ночь, - прошептал Ивар одними губами.
Миллиарды звезд. Пахнет хвоей. Теплый ветер на краю обрыва...
- Сквозь день... Травой... сквозь могильные плиты...
Сначала было тяжело, губы немели и не слушались, потом стало лег- че, и незнакомые слова приятно щекотали язык:
- Ор загг, ор хор...
- Ор хон...
- Ор хон...
- Услышь, защити, сохрани мое имя, сохрани мою душу...
- Услышь... Защити...
Он повторял и повторял вслед за Барракудой странные слова; липкая тяжесть страшного сна уходила все дальше, высыхал холодный пот, и от- пускала лихорадочная дрожь. Уже после того, как умолк Барракуда, в ком- нате долго жила незнакомая речь: слова летали, сталкивались, шуршали, как полчища ночных бабочек...
Потом он откинулся в изнеможении, в сладком изнеможении, как пья- ный; Барракуда поднялся:
- Вот так... И спи. Люди ночью спят, один только ненормальный Ко- валь работает...
Он шагнул за порог - и в эту секунду Ивар понял со страхом и сты- дом, что не может оставаться в комнате один.
Не может, и все.
...Облезлое пассажирское кресло с какого-то древнего, давно списанного корабля показалось ему мягче самой пышной постели. Высокие своды зала терялись в полутьме, и нависали со всех сторон полки-сей- фы-стеллажи, и мягко ворчал вентилятор - как дома... Ивару показалось, что он навсегда вырвался из комнаты-узилища, что плена осталось всего несколько часов - и, засыпая под приглушенные голоса, он позволил себе счастливо улыбнуться.
Барракуда сидел за слабо освещенным пультом, время от времени осторожно трогая его пальцем - будто проверяя, не горячий ли. Искоса поглядывая на серое бельмо маленького экрана, предводитель Поселка вел бесконечные переговоры; о присутствии Ивара он почти сразу же забыл.
Голоса представлялись сонному Ивару бесконечными шнурками - синий шнурок тянул Барракуда, толстый, крепкий шнурок, почти без изгибов и петель; голоса его собеседников, невнятно доносящиеся из динамика, были потоньше, пожиже, они вились вокруг голоса Барракуды, петляя и зах- лестываясь, иногда прерываясь, сменяясь другими... Их было много, они были в основном желтые и серые.
- Мне не нужны предположения, - голос Барракуды казался муску- листым, как змея, - мне нужны твои точные предписания... Не заставляй меня грязно ругаться... - он вполголоса произнес незнакомое Ивару сло- во. - Я добуду тебе эти ресурсы, но десяти минут у нас не будет... И восьми не будет, - странное слово повторилось, шипящее, какое-то склиз- кое, повторилось и дополнило представление о крупной гладкой кобре в узорчатом капюшоне.
- ...технология... база... повреждения внутренних ярусов... - тон- ко тянул уже другой, ярко-желтый голос.
- Снимай людей. Снимай технику. Бросай все, - снова склизкая шипя- щая вставка. - Бросай в док под начало Николы, он знает...
- И... - продолжал свое тонкий голос. - И...а...е...тич...ность...
Синяя змея жутко дернулась:
- Ты МЕНЯ слышишь?! Ты ПОНИМАЕШЬ, что я говорю?!
И сразу спокойно:
- Вот и хорошо. Из этого дерьма постараемся сделать... ну, не кон- фетку, так хотя бы сухарик... Да. Да. Да...
Ивар плавал в своей полудреме, а голоса-шнурки все вились и ви- лись; потом он заснул по-настоящему - и сразу, как ему показалось, проснулся. Проснулся оттого, что стало тихо. И оттого, что померещился сладкий запах косметики.
Он не шевельнулся и не открыл глаз. В тишине говорили двое - Ивар не сразу узнал Барракуду, его голос не имел уже ничего общего с тугим шнурком, это была скорее шелестящая струйка сухого песка; ему отвечала женщина, отвечала издалека, из гулкой темноты, из недр динамика, и вре- мя от времени в разговор врывались помехи - но каждое слово оставалось отчетливым, чистым до прозрачности, как лед или стекло.
Неизвестно почему, но Ивар вдруг покрылся мурашками - от головы до пят.
- ...очень похожи. Как две стороны монеты, - тихо сказала женщина.
- И можно спутать? - спросил Барракуда с коротким колючим смешком.
Женщина помолчала - в динамике слышно было ее дыхание. Глубокое, очень глубокое, напряженное...
Тень-осьминог. Два сплетенных тела...
Теперь Ивара бросило в жар. Женщина была Региной.
- Ты когда-нибудь кому-нибудь молился? - спросила она чуть слышно, но динамик филигранно воспроизвел каждое ее слово.
- Да, - коротко отозвался Барракуда.
- Ты можешь представить себе... что кто-то... каждый вечер мо- лится... одними и теми же словами? Об одном и том же... человеке? Каж- дый вечер...
- Ты не веришь в молитвы. Для тебя это так... привычная присказка.
- Пусть... Но каждый вечер, одними и теми же...
- А каждую ночь...
- Нет. Это потом. Это другое. Это... - голос ее задрожал, Ивар вспомнил, как звенят на вибрирующем столе тонкие стаканы.
- Не стоит, - уронил Барракуда.