Ветряная мельница. В недрах объекта "Пустыня". Надо же!
- Не ори на меня!! Ты сильнее, ты удержишь...
Ивар повернул голову.
Соседняя лопасть, тоже огромная и ленивая, уже скрывалась во тьме некой иззубренной щели. Лопасть, несущая Ивара, лопасть, за которую он имел несчастье уцепиться, спешила вслед за товаркой.
Он не поместится в щель. В мясорубку; мама, не надо, ну не надо, пожалуйста...
Он судорожно глянул вниз - далекий железный пол, пузырящаяся лу- жа...
Выбирай. В фарш - или в лепешку.
- Ивар, не бойся!!
Еле слышно шелестели наушники: Кай, возвращайся... Скорее, Кай... Скорее...
Потом в их шелест ворвался раздраженный крик Барракуды:
- Да стартуйте же! Ради Прародины, стартуйте сейчас!
Нет, Кай... Нет, нет... Скорее... Мы никуда не уйдем без тебя...
- Ивар, ты держишься?!
Он понял, что не чувствует рук. На его глазах собственные, ставшие чужими пальцы медленно разжимались.
- Давай, Онов!! Давай, Дима! Давай!
Скрип металлического троса. Ивар увидел надвигающуюся сверху тень; потом рука, цепкая, как лапа манипулятора, ухватила его за шиво- рот:
- Есть, Онов! Держи!
Ивар почувствовал, как пахнет Барракуда - потной кожей, паленой тканью, еще чем-то... Наверное, мокрой травой.
- Ивар... Разожми руки. Теперь разожми. Я держу, не бойся...
Неужели он не понимает, что Ивар не властен над собственными паль- цами?!
Из щели несло затхлым. Отвратительный запах, запах смерти.
Наверху что-то выкрикнул отец. Не ори на меня, вяло подумал Ивар.
Руки Барракуды сдавили его до боли. До обморока...
Пальцы разжались, и верх снова поменялся местами с низом. Внизу оказался белый как молоко отец - впрочем, сейчас он уже не был белым. Лицо его понемногу багровело - перекошенное усилием лицо, натянутый, как струна, железный трос...
Вверху оставался тусклый железный пол с пузырящейся лужей. Нет, там, кажется, какие-то люди...
Мы не уйдем без тебя. Мы не уйдем без тебя, - причитали наушники. Возвращайся... Скорее... Они... выследили шахту... Скорее...
Лопасть, секунду назад удерживавшая Ивара, неспешно влезла в свою зубчатую щель. Отец захрипел - теперь он удерживает на весу их обоих...
- Тяни, Онов! Тяни!
Барракуда сжимал Ивара руками и коленями:
- Я держу его, Дима! Тяни же!
Хрип. Глухой стон:
- Не могу...
...Возвращайся, Кай... Возвращайся...
- Закрепи трос хотя бы! Закрепи в пол!
- Нету... Сил... Не могу...
Маятник, имевший грузом мальчика и мужчину, качнулся. Тусклый ме- таллический пол сделался ближе. По железному тросу скатилась капля крови:
- Не могу, Кай... Руки...
Женский голос в наушниках сменился мужским:
- НА БОРТ! НА БОРТ, БАРРАКУДА! Стартуем...
- Я не удержу, Кай!! - простонал Командор Онов.
Весы, подумал Ивар. Огромные весы... Мы с Барракудой - на одной чаше, отец на другой...
Барракуда осторожно сдавил Иварово плечо; скосив глаза, Ивар уви- дел маленький карабин, закрепивший конец троса на его поясе. Потом на лоб ему легла горячая мокрая ладонь:
- Ивар...
Барракуда тяжело, со свистом дышал. Глаза его казались как никог- да круглыми - длиннофокусные объективы.
- Ивар... Ты еще встретишь маму. Постарайся поверить...
Ивар молчал. Тогда Барракуда выгнулся дугой, запрокидывая голову к Онову:
- Дима!! Сейчас! Будет легче! Только держи!!
Он перевел дыхание. Проговорил едва слышно:
- До свиданья.
В следующую секунду Ивара рвануло вверх. Мир взбеленился, и нап- равления окончательно отказались считаться верхом или низом; тонкий трос тянул его, теперь уже точно тянул, и все ближе становилось пере- кошенное лицо отца - и Ивар не мог уже видеть...
Но все-таки видел.
Как тело Барракуды падает вниз, беззвучно ударяясь о лопасти...
Как в зал с тусклым железным полом врывается отряд во главе с кра- сивой озлобленной женщиной...
Как Барракуда падает к ее ногам, и, отшатнувшись в ужасе, она по- лучает в лицо целый веер кровавых брызг.
ЭПИЛОГ
* * *
- ...Ты возвращаешься туда, откуда все мы родом. Легкого пути те- бе...
Молчание. Он знал, что, оглянувшись, увидит неподвижные лица осу- нувшихся людей, Регину и отца, глядящих в разные стороны, каменных, от- чужденных.
- Там... твоя Прародина. Там голубое над зеленым, там накрыт для тебя стол...
Голос, произносящий слова давнего ритуала, не должен дрожать. Он и не дрожит - звучит ровно и глухо, как и полагается обрядом.
- Легкого пути... Нет на тебе тяжких грехов... - Ивар готов был запнуться, но вовремя подхватил воздуха и твердо повторил: - Нет на те- бе тяжких грехов. И да не будет длинной твоя дорога... Ступай... Кай Коваль. Когда нам будет тяжело и тоскливо, пусть тебе будет легко и ра- достно. Пусть лучшие из нас встретятся с тобой, и воссядут с тобой за зеленые скатерти под синим шатром... Возьми...
Рука Барракуды не хотела удерживать фонарик. Ивар закусил губу и еще раз, уже без слов, попросил: возьми...
Мертвые пальцы послушно приняли из его рук тускло светящийся крис- талл.
Ивар оглянулся.
Вот они, смотрят. Угрюмые и злые, и раздраженные; Регина, придав- ленная своим нескрываемым горем, и отец, изможденный и страшно поста- ревший. Все смотрят на мертвого человека в пилотском кресле и на маль- чика, неподвижно стоящего у подлокотника; они - не верят?! Что Барраку- да - долетит?..
Ивар медленно поднял подбородок.
Как тяжело распрямляться. Как ноют плечи и боли спина...
Но он поднимает голову. Все выше и выше.
Ну вот. Теперь он может улыбнуться.
И улыбка выходит поначалу неестественная и трудная - но с каждым мгновением все легче. Все спокойней и свободнее. И безмятежнее. Вот так...
Он стоит у подлокотника и улыбается. И знает, что сегодня пойдет к Стене Мертвых - туда, где бесконечными рядами тянутся таблички, вмуро- ванные в искусственный камень. Где рядом выбиты имена мамы и Сани.
Мамы...
Сани...
Он сядет, прислонившись к Стене спиной.
Закроет глаза - и увидит черное небо, полное пульсирующих, ясных, не знающих ночи фонариков.