Рогачева тогда встретили весело, и его друг Семен Волобуев сразу же выложил, что наряды закрыты хорошо, есть и прогрессивка, и премиальные будут.
— Завтра-послезавтра обещают деньги. Ты как раз вовремя подоспел, в самую точку. Ты как, наличными или через почту?
Рогачев пожал плечами.
— А ты, Семен?
— Да мы с Колькой решили наличными. Чего там путаться, что-то около пяти тысчонок, — Семен покосился на хозяйку, хлопотавшую над столом тут же в комнате, и Рогачев отметил про себя, что очень часто внимание Семена сосредоточивается на хозяйке; все трое они были тогда холосты — Семен Волобуев, Колька Афанасьев и он. Рогачев уважал Семена, его всегда удивляли в Волобуеве природная сметка и ровность характера и вот эта неосознанная и неизвестно откуда берущаяся уверенность в себе — человек говорит о пяти тысячах, словно о пятидесяти копейках и словно они ему ничего не стоят и не он за них десятки раз висел на волоске от смерти.
Хозяйка, в летах, крепкая (она напоминала Рогачеву кряжистую, здоровую березу ранней осенью, когда листья на ней еще целы и еще зеленые, даже темноватые кое-где от избытка сил, только вот именно этот оттенок избытка и наводит на грустные мысли о зиме), накрыла по просьбе Семена стол, и на нем появились маринованные грибы, сало желтыми ломтями, вареное мясо краба и маленькие, длиной в ладонь, жирные копченые рыбки, которых хозяйка ласково называла «окуньки» с припаданием на первую букву.
— Сейчас Колька прибежит, — сказал Семен, выкатывая откуда-то из-под стула большой резиновый мяч, расписанный розовыми облаками и белыми стрелами.
— Чудо, — сказал Рогачев. — А где Колька?
— Да рядом, в соседях. Ты бы, Сонь, сходила за ним, а? — ласково попросил Семен, и Рогачев еще раз отметил, что тут далеко не все в порядке.
— Схожу, слыхала, — сказала хозяйка и сразу же вышла.
Семен проводил ее взглядом, толкнул мяч носком сапога, поглядел на Рогачева.
— Одна баба живет. Мужик рыбак был, в прошлом году утоп. Я их давно знаю. Хорошая баба, а вот поди тебе — утоп. А жиличка у нее еще лучше. Сейчас с работы придет. Тоже из наших краев. А мать твоя жива?
— Померла, — сказал Рогачев, хотя видел, что спрашивает его Семен только ради приличия и что на самом деле ему хочется поговорить об этой самой бабе, у которой прошлым годом утоп мужик.
— Старая будет?
— Сейчас бы шестьдесят один был… Я ее плохо помню… вот лицо да руки, это как вчера.
— Все там будем, тут уж ничего не попишешь, — сказал Семен, задумываясь. — Поедешь, значит, после договора домой?
— Поеду.
— Так. Остаться, значит, не желаешь? А что тебе там, дома, а? Семьи у тебя сейчас нет… Нет или скрываешь?
— Долго ли завести, — ушел Рогачев от ответа. — Дело нехитрое.
Семен поглядел на Рогачева остро, вприщур и тихо, как-то про себя, повторил:
— Оно дело, конечно, нехитрое, да ведь и без него — как? А я бы на твоем месте еще подумал, Иван, еще бы один срок оттрубил. Тебе еще есть время, обдомоводиться успеешь.
Он глядел на Рогачева с грустью, и от этого тот смущался. Можно ли было спрашивать об этом, поедет или нет? Да он не поедет, а полетит.
— Можно ведь и на год еще продлить, ты смотри, Иван.