— Ерунда, Николай Николаевич, при чем здесь обида? Головин разумный хозяин.
— Да поймите вы меня, наконец, товарищ Глушко, есть ведь государственный бюджет, он кое к чему обязывает. У вас было разрешение? — Кузнецов повернулся к Головину, и тот резко, с нескрываемой неприязнью уронил короткое «нет».
Кузнецов, не желая замечать враждебного тона, добродушно развел руками и сказал:
— О чем тогда говорить? Вы умные люди и все понимаете, а если действительно уверены в своей правоте, надо добиваться законного разрешения, к чему и себе и другим неприятности устраивать?
— А время? Тайга гибнет и не ждет, любые законы от человека начинаются.
— Простите, но это уже не наше с вами дело. Я обязан следить за использованием государственных средств по назначению.
Глушко шумно вздохнул.
— Ох и трудно с вами, Николай Николаевич. Ну, а сами вы как думаете?
Спросил и пожалел, ведь этому светлоглазому, плотному, в чем-то доброжелательному, пожалуй, человеку безразлично, будет ли вновь расти на вырубках тайга или они превратятся в пустоши, лишь бы все было по закону, и, наверное, он с чувством выполненного долга получает свою зарплату, водит детишек в цирк, ездит с сослуживцами на рыбалку и спит всегда безмятежно.
Заканчивая разговор, Головин спокойно сказал:
— Не горячись, Данилыч, не надо. А у вас, Николай Николаевич, есть все возможности досконально проверить сделанное. Что же касается законности моих действий… то я уже потерял надежду на признание моего проекта законным делом. В масштабах одного экспериментального участка, одного, пусть крупного, леспромхоза, никакого ущерба стране быть не может. Я вам честно говорю, Николай Николаевич, марать бумагу надоело. И тайгу эксплуатировать варварски больше не могу и не хочу. Не нравится — снимайте. Можете отдать под суд, проверяйте, смотрите. Съездите на те вырубки, где мы провели часть мероприятий по лесовозобновлению, потом решайте.
— Хорошо, — помедлив, ответил Кузнецов. — Но только я хотел бы прежде увидеть главного инженера.
— Он в тайге, на участках, он у нас оригинал, любит ездить верхом… вряд ли его по телефону найдешь. Впрочем…
Головин придвинул телефон: поймав на себе упорный взгляд Глушко, Кузнецов повернулся к Головину.
— Трофим Иванович, не стоит пока. Я буду у вас дня три-четыре, не к спеху. Лучше поедемте, сами посмотрим. — Кузнецов отошел от стола, прижался ладонями к теплому кафелю печи. — Холодновато у вас в кабинете, дрова, что ли, тоже экономите?
В его голосе послышалась ирония, и Головин, направляясь к вешалке, ничего не ответил.
Они выехали на сорок четвертый квартал, на вырубки трехлетней давности; сидя рядом с шофером, Головин курил и насупленно, вобрав голову в воротник, глядел по сторонам. Он был уверен, что все обойдется, в крайнем случае дадут выговор. Глушко о чем-то говорил с Кузнецовым, но Головин почти не слышал, думал о словах Кузнецова; ему вспомнилось старое, разве он не пытался настоять на своем? А много толку?
Он забыл, что из тех, кто провалил его предложение, давно уже никого не было в области, кроме профессора Гуляева, ни разу за полтора десятка последних лет так и не выехавшего в тайгу. «Запасы леса безграничны… Паника… Дезорганизация лесного хозяйства… Нужды хозяйства и страны — прежде всего… Люди могут истребить в том или ином месте леса, они могут их и насадить». Общие фразы, подкрепленные десятками технических терминов и слов. Демагог… Головин тяжело поворочался, устраиваясь удобнее, он знал лесное хозяйство не только своего края, он был знаком и с лесными богатствами всей страны. При Петре Первом большая часть европейских областей России была покрыта лесом, и все же и тогда начинала ощущаться нехватка нужной древесины, и впервые в истории России сам Петр Первый стал закладывать новые леса. А его указ о запрещении вырубать дуб? «Вырезав ноздри и учиняя наказания, посылать в каторжную работу».
Как можно не понимать теперь, что лес — это влажный, устойчивый климат, думал Головин, плодородие почв, неиссякаемость рек, здоровье и настоящих и будущих поколений? Ведь деревце, посаженное или сохраненное отцом, — лучший подарок сыну, живой и вечный друг, и пусть это звучит несколько высокопарно, но это же так, и разве в непонимании здесь дело?
Теперь он жалел о поездке в тайгу, нужно всегда смотреть правде в глаза, кто-кто, а уж Кузнецов никогда не поддержит.
В это время шофер резко затормозил, и Головин, подавшись вперед, увидел на дороге худощавого, невысокого паренька, поднявшего руку; это был один из трактористов, и Головин сразу узнал его. Он вышел из машины и спросил: