Все время чувствуя на себе темные глаза Ирины, Александр уже почти не слушал Косачева, у него появилось и все крепло твердое убеждение, что пришел он не зря, Ирина ждала этого; внешне она, как всегда, та же, ровна и спокойна, и даже чересчур спокойна, но когда она глядела на него, в глазах у нее невольно теплилось ожидание; он давно не был с ней вот так близко и безошибочно чувствовал в ней какие-то перемены, ему казалось, что она и разговаривает и держится иначе, чем раньше; наверное, это еще оттого, что у него мать умерла недавно, Ирина сама без матери выросла и теперь жалеет его; хорошо бы попросту походить с ней где-нибудь, побыть совершенно одним, без этого надоедливого москвича. Прорвало его сегодня, так и сыплет; кажется, и умный человек, а понять не может, что никому здесь сейчас не нужна его трескотня, другой бы давно догадался и вышел куда-нибудь. А может, как раз он и не хочет этого?
С какой-то неожиданно сильной, почти болезненной неприязнью и к самому Косачеву и к его явному желанию быть интересным и своим здесь, Александр аккуратно положил вилку, медленно отодвинулся от стола, так же медленно достал папиросы, закурил, Ирина встала и принесла из другой комнаты тяжелую чугунную пепельницу; Александр с трудом удержался, чтобы не перехватить мелькнувшую перед ним узкую знакомую руку…
— Спасибо, Ирина, обед замечательный, — сказал в это время Косачев. — Я лично безоговорочно подписываю тебе аттестат зрелости. Бригадир, думаю, не против? — спросил он, глядя прямо в глаза Александру понимающе и с некоторым вызовом, и тот, не шевелясь и не отводя взгляда, пожал плечами:
— Конечно, нет. Что за разговор?
Ирина уловила его напряженный взгляд, беззлобную усмешку Косачева и спокойно сказала:
— Хватит, ребята, мне завтра экзамен сдавать, я думаю, вы не обидитесь.
— А я со стола уберу, посуду вымою, — тотчас предложил Косачев, продолжая находиться в легком и приятном возбуждении, которое к нему пришло в этот вечер сразу после появления Александра и которое было вызвано и усталостью после трудного дня и неосознанным желанием показать и другим и себе, что всегда была, есть и будет иная жизнь, не только топор, лопата, все больше утомлявшие, и плоские разговоры на перекурах, на работе, где каждый олух мог посмеяться его неловкости и неумению; а может быть, это крылось гораздо глубже; он ведь и сам все чаще начинал думать, что эту неопределенность пора кончать. И если он несколько переборщил, втянувшись в невольную игру, давно идущую между этими симпатичными ребятами, то только от скуки и, вероятно, от легкой зависти к ним; у них все это свежо и чисто, у него так уже не будет и не может быть. Одним словом, нужно быть посдержаннее, все-таки Ирина взрослая девушка, интересная и с характером, а то еще возьмешь да и влюбишься по-настоящему.
— Я, Павел Андреевич, скоро приду, — Ирина остановилась против него. — Я погуляю немножко, а то голова тяжелая. О чем вы так задумались?
— Совершенно ни о чем, простое блаженство от хорошего обеда, — сказал Косачев и понял, что спросила она ради приличия и ей не терпится скорее выйти с Александром, очевидно, что-то меняется опять в их отношениях, а он заслушался собственным голосом, и получилось смешно, они ведь только друг о друге думали.
Он молча и шутливо погрозил ей, и она улыбнулась в ответ со свободой и радостью в лице; она сейчас понимала и любила его той постоянной и ровной любовью, какой счастливые люди любят все вокруг себя: солнце, дом, зеленые деревья, соседей и близких; она бы сказала ему об этом, если бы твердо была уверена, что он не обидится; в ней сейчас говорила врожденная женская склонность к влекущей и бессознательной игре, ей хотелось подразнить и Косачева и Александра, пришло какое-то бездумное настроение; вдруг показалось, что ей необходимо что-то сделать немедленно; накинув на плечи старую отцовскую куртку, она вышла на улицу вслед за Александром — сильно чувствовалась весенняя сырость.
— Спокойной ночи, Саша, — сказала она, придерживая полы куртки и поеживаясь, и от этого как-то сразу успокаиваясь. — Хорошо, что ты зашел, знаешь, не сердись на Павла Андреевича. Он просто такой человек, ему, наверное, скучно здесь, с нами, вот он иногда и начинает подшучивать.