Арнольд Уэскер
Корни (отрывки из пьесы)
АРНОЛЬД УЭСКЕР — родом из лондонского Ист Энда, от которого, по его словам, «несмотря на постоянную нехватку денег», у него «остались самые счастливые воспоминания детства». Он вырос в окружении большой и дружной семьи «с многочисленными тетушками и бабушками, живущими по-соседству…» «А главное, — говорит Уэскер, — нашей семье было присуще чувство целеустремленности, политической активности и сознательности».
Уэскер пытался попасть в театральную школу, но не вы держал экзаменов, работал краснодеревщиком, но остался без работы, писал рассказы, которые никто не хотел издавать, и в конце концов «сбежал» в сельский район графства Норфольк, где жила одна из его замужних сестер. Там он перепробовал несколько занятий и, в конце концов, стал работать в гостинице. Он отказался от своих литературных поползновений — во всяком случае так ему казалось — и находил удовлетворение в работе на кухне отеля, однако очень скоро «обнаружил, что оказался втянутым во взаимоотношения служащих кухни» — как личного, так и политического характера — «и хотя я сумел убедить себя, что вовсе не занимаюсь литературным творчеством, я постоянно записывал свои наблюдения. Когда из этих записей в конце концов родилось три коротких рассказа, я неожиданно почувствовал, что в них мне удалось достичь той зрелости, какой мне не удавалось достичь ни в одном из моих предыдущих рассказов. Однако я все еще не считал себя писателем».
Уэскер работал затем в кухнях Лондона и Парижа и скопил достаточно денег для учебы в лондонской школе кинематографии. Под влиянием таких режиссеров, как Карел Рейс и Линдсей Андерсон, а также пьес Джона Осборна, он неожиданно «нашел себя»: он начал писать пьесы и очень скоро стал пользоваться большим успехом у публики.
Три пьесы Уэскера — «Куриный суп с ячменем», «Корни» и «Я говорю о Иерусалиме» — основаны на пережитом им самим в Ист Энде и Норфольке. Пьеса «Кухня» также носит автобиографический характер. Однако его последняя пьеса «Картошка ко всем блюдам», в основу которой положены некоторые эпизоды из жизни Королевского военно-воздушного флота в мирное время и которая так же, как и его предыдущие пьесы, содержит несколько весьма резких высказываний по поводу классовых и культурных различий, свидетельствует о значительном прогрессе Уэскера в области драматического мастерства.
Пьесу «Корни», при ее первом появлении в театре, журнал «Нью стейтсмен» охарактеризовал как «пьесу о жизни британского рабочего класса, по своему качеству и правдивости на много превосходящую все, созданные ранее на эту тему». Из всех пьес Уэскера, она имеет наибольший шанс на успех за пределами Великобритании, ибо для того, чтобы оценить ее по достоинству, требуется меньше детального знания английской жизни.
Миссис Брайант: Ты обратила внимание на мои цветы, когда проходила? Некоторые мальвы до сих пор еще цветут. Видела? Они ползут по стенам. А астры и герань? Мне дал их старик Джо Саймондс незадолго до смерти… Уж очень хороши герани.
Бити: Ага.
Миссис Брайант: А когда приезжает твой Рони?
Бити: В субботу на той неделе. И я хочу, мама, чтобы вся семья была в сборе, когда он приедет, так что ты уж, пожалуйста, постарайся утрясти свои ссоры с ними к этому времени.
Миссис Брайант: О чем ты говоришь, дочка? Какие ссоры?
Бити: Ты знаешь очень хорошо, о каких ссорах я говорю. Ссоры с Перл и Сюзан.
Миссис Брайант: Ну, тут уж не знаю. Это они ссорятся со мной, дочка; а я-то как раз стараюсь не обращать внимания.
Бити: А я тебе говорю, мама, что все должно быть в порядке, поняла? Рони для меня дороже всего на свете, я три года изо всех сил стараюсь удержать его. Когда он уедет, делайте что хотите, но пока он здесь, чтобы вы меня не подвели, слышишь?
Миссис Брайант: Поговори лучше с отцом, дочка.
Бити: И отцу я скажу. Рони не должен думать, что я выросла в семье ограниченных людей. Он говорит: «Я не терплю узких людей. Меня не интересует, какое они получили образование, не интересует их прошлое, лишь бы у них был широкий и любознательный ум, лишь бы у них был широкий круг интересов».
Миссис Брайант: Кто это так сказал?
Бити: Рони.
Миссис Брайант: Это он так говорит?
Бити: Ага.
Миссис Брайант: Как все равно проповедник.
Бити (становясь на стул и подражая манере Рони): «Можете называть меня проповедником, если вам угодно. Мне все равно. Я все равно выскажу то, что хочу сказать. Даже если вы не любите, когда вам стараются что-то разъяснить. Теперь настало время, когда мы должны, наконец, громко заявить: это хорошо, а это плохо. Боже милосердный, не пора ли нам перестать быть трусливыми зайцами? Не пора ли?» Черт возьми, у тебя, мама, все еще летают осы. (Она машет руками в воздухе.) Уже сентябрь, а тут полно ос. Пошли вон! Убирайтесь! (Голосом маленькой девочки.) Мам, ну мам, ну прогони их отсюда.
(Она спрыгивает со стула и берет вешалку для одежды. Вдвоем с матерыо они начинают осторожно красться по комнате, охотясь за осами. Миссис Брайант делает это всерьез и по деловому, а Бити дурачится.)
Миссис Брайант: Их приманивают яблоки вон на том дереве. Пошли, пошли вон отсюда! Слышите? Ну вот, как будто все теперь, но не успеешь оглянуться, как они, проклятые, налетят снова.
(Бити выходит в другую комнату и потом появляется, неся в руках две картины в рамках, которые она ставит на стол. Она любуется ими. Это стилизованные примитивные узоры с резкими очертаниями, довольно пропорциональными формами, в ярких «плакатных» тонах: красных, черных и желтых.)
Бити: Мама, писала я тебе или нет, что я стала заниматься живописью? Уже почти полгода. Гуашь. Рони говорит, что у меня получается. Он говорит, что мне надо продолжать и что, может быть, мне удастся их пристроить как узоры для занавесок. «Рисуй, девочка!» говорит. «Рисуй! Мир полон людей, которые не делают того, что хотят, поэтому ты рисуй и вселяй в нас надежду!» Нравится?
Миссис Брайант(просмотрев их): Красивые цвета, правда? А ты, кажется, собиралась печь?