Выбрать главу

И не дожидаясь ответа на этот свой откровенный выпад (то ли опасаясь ответа, правда, не понятно, от кого больше — от Бориса Лирова или от Станислава), он продолжил, сразу переходя в наступление:

— Я пригласил всех вас, чтобы обсудить единую позицию ответчиков по делу по иску гражданки Коминой…

Станислав слушал все это с невозмутимым выражением лица — он не поддавался на такие риторические провокации. И Роману он дал установку молчать, что бы они ни услышали на этой встрече — поэтому Роман смотрел перед собой в стол.

Горохов продолжал:

— … которая подала иск о выделении супружеской доли, подписанный от ее имени адвокатом Матвеевой, членом Вашей, Станислав Владимирович, — обратился он напрямую к Станиславу, — коллегии адвокатов.

Горохов хотел так показать, что для него не секрет двойная игра Белогорова. Но Станислав в ответ на это даже кивать не стал — его лицо по-прежнему сохраняло невозмутимость, и ещё — непроницаемость, настоящий «покерфэйс» (а он вообще хорошо играл в карты — благодаря своей прекрасной выдержке).

Наступила тишина. Горохов смотрел на Белогорова, как будто бы ожидая, что он возьмёт слово.

Но Станислав не собирался сейчас говорить по своей инициативе, поэтому он сказал лишь:

— Я внимательно слушаю Вас, Вадим Викторович.

И Горохову пришлось продолжить свой спич:

— Сейчас мы все ответчики по этому делу, нужно выработать единую позицию по делу.

И он вновь посмотрел в сторону Белогорова.

Станислав понял, что его хотят вынудить высказать свое мнение:

— Вы всё-таки настаиваете, чтобы мы высказали свою позицию. Ну так мы скажем то, что вы ждёте от нас. От имени доверителя заявляю, что Роман Геннадьевич признает иск своей мамы.

На лицах топ-менеджеров и их адвокатов появилось выражение огорчения этими словами. Увидев это, Станислав с легкой улыбкой проговорил:

— А вы что, рассчитывали на что-то другое?

В словах Белогорова было столько нескрываемой иронии, что не заметить ее было нельзя. Кто-то из топ-менеджеров, держащихся вокруг Вадима Викторовича, негромко проговорил:

— Это же было очевидно. Зачем мы их приглашали?

Но Станислав не собирался, сказав это, встать и уйти. Раз уж они вынудили его и Романа прийти (и ведь, неразумные слепцы, ещё и настаивали на их присутствии! ну, точнее, они настаивали на присутствии Станислава), то он собирался внести смятение в их ряды — и для этого прямо заговорил, нанося удар, что называется, «не в бровь, а в глаз»:

— Так давайте заодно проведем переговоры по поводу нашего иска к корпорации «ГенКом» об оспаривании фиктивных договоров займа, будто бы подписанных Геннадием Максимовичем Коминым. Может быть, вы признаете этот иск, пока мы не обратились в полицию по поводу фальсификации подписей Геннадия Максимовича?

И продолжил — так же прямолинейно:

— И раз уж здесь собрались, — сказал он, нажимая на слово «собрались», — не могу не спросить: а что вы думаете по поводу иска Романа Геннадьевича иска об оспаривании завещания в пользу Маргариты Борисовны? Это дело тоже всех нас касается — так давайте обсудим его.

Говоря это, Белогоров посмотрел на упомянутую наследницу и ее отца. При этом он произнес эту резкую фразу с такой доброжелательностью, что трудно было ответить ему резкостью.

И потом он подытожил с располагающей улыбкой, окончательно запутывая всех присутствующих в комок судебных процессов, начатых им:

— Вы так удачно собрали здесь всех заинтересованных лиц, нужно уж все обсудить — в комплексе.

Последние слова он говорил, обводя руками всех присутствующих. Убийственность его искренней иронии — в противоположность натянутости вступительных слов Горохова — очевидно воспринималась даже теми, кто вообще не понимал юмора.

Тем не менее Горохов, уже начинавший «закипать» (понимая теперь, что это мероприятие, на проведении которого он настаивал, оказалось в корне лишним), сказал резко:

— Вас это не касается — мы сами разберемся!

Да, переговорщиком Горохов был плохим — он явно не умел сдерживаться. Кто-то из адвокатов — по-видимому, старшина адвокатской команды — тут же стал его осаживать, чтобы он не наговорил лишнего.

Белогорову только этого и было нужно:

— Что конкретно не касается, Вадим Викторович? Дело о недействительности поддельного завещания? Касается. Дело об оспаривании поддельных договоров? Касается. Оба дела мы начали, чтобы защитить интересы Романа Геннадьевича от этих подделок. Я не знаю, что Вы, Вадим Викторович, с Вашими соратниками и адвокатами задумали, но без воли моего доверителя Вы от этого процесса не избавитесь.