— Да, смотрел. Давайте ближе к делу, — вновь начал раздражаться Виталий Павлович. — Вы согласны вести это дело теперь в моих интересах?
— Я вел его в интересах Романа Геннадьевича, — задумчиво проговорил Станислав, как бы размышляя, — и сообщение о его смерти помешало мне выиграть это дело. Судья мог бы сегодня вынести решение — если бы не сообщение о смерти истца. И представители ответчицы обрадовались… Они, конечно, были бы счастливы получить сегодня определение о прекращении производства по делу…
— Так надо довести дело до победы!
— Да, надо… Столько работы проделано… Жаль все бросать, — продолжал рассуждать Станислав в растерянности.
Вид Белогорова показывал его полную рассредоточенность сообщением Докина (растерянность — это слишком слабое слово). Но как он мог предположить родство Докина с Комиными?
Что же делать?
Как ему теперь поступить?
Проделанную работу невероятно жаль потерять впустую.
Виталий Павлович понял, что Белогоров уже явно склоняется к согласию взяться за ведение дела теперь в его интересах — и хотел помочь ему принять это решение, как будто бы подхватывая внутренние мысли адвоката:
— Нельзя потерять эту работу! Дело будет приостановлено, так?
— Да, так. Будет приостановлено, — машинально ответил Станислав.
— Значит, главное — не дать делу сейчас прекратиться. Вы можете уже от моего имени подать заявление о процессуальном правопреемстве, и через шесть месяцев дело будет возобновлено — и Вы его выиграете!
— В Ваших интересах, — по-прежнему машинально проговорил Станислав, продолжая размышлять.
— Да, в моих интересах — как единственного наследника.
— А кто-то знал о Вашем родстве с Комиными?
— Нет, никто не знал.
— И Юлия Валерьевна не знала?
Виталий Павлович пожал плечами и как бы отмахнулся:
— Нет, она не знала.
— А почему Вы раньше не говорили о своем родстве с ее мужем?
— А зачем? Что изменилось бы?
— Но как же Вы вышли на эту семью? Это же так здорово — найти родственников!
— Ну, людей много. Есть и родственники.
— Но почему же Вы раньше это не раскрыли?
— Раньше я не был наследником.
Докин явно все сильнее раздражался задаваемыми ему вопросами. Он пришел к Белогорову не на допрос, а на деловые переговоры, а эти вопросы казались ему тем более неприятными как явно лишние.
Станислав помолчал, а потом его как будто бы озарило понимание — словно на него снизошло какое-то открытие, ранее ему неизвестное — и он громко сказал, отшатываясь и при этом одновременно как бы и спрашивая, и утверждая:
— Вы убили Романа Геннадьевича?!
Виталий Павлович поморщился:
— Нет, Романа Геннадьевича я не убивал.
— Но он же был препятствием!
— Нет, Романа Геннадьевича я не убивал, — повторил Виталий Павлович сосредоточенно. — Сообщение о его смерти оказалось очень своевременным.
— Вы убили Романа Геннадьевича Комина, как до этого убили Геннадия Максимовича Комина, — сказал Станислав упавшим голосом человека, которому открылась истина.
— Нет, Романа Геннадьевича я не убивал, — повторил Виталий Павлович, уже по-настоящему закипая.
— Вы убили Романа Геннадьевича Комина, как до этого убили Геннадия Максимовича Комина, — тоже повторил свои слова адвокат.
— Что Вы такое говорите? Вы с ума сошли? — с яростью спрашивал Докин.
Говоря это, он начал собирать со стола документы.
— Вы отомстили, — понимающим голосом догадался Белогоров.
— Что значит отомстил? — остановил Виталий Павлович сбор документов.
— Вы отомстили за деда.
— Что?
— Вы убили Романа Геннадьевича Комина, как до этого убили Геннадия Максимовича Комина, и тем самым отомстили за своего деда.
— Я не убивал Романа! — громко сказал Виталий Павлович, распаляясь.
— А Геннадия Максимовича Вы убили? Вы же ненавидели его все эти годы — и убили его. А сообщение о смерти Романа Геннадьевича избавило Вас от необходимости убивать его.
— Я не убивал Романа Геннадьевича! — вовсю кричал Виталий Павлович.
— Но Вы убили его отца — Вы же хотели восстановить справедливость, нарушенную после смерти Вашей бабушки, Клавдии Филипповны.
— Я не убивал Романа Геннадьевича!!! Я не убивал его!!!
— Но его отца Вы убили.
— Нет!
— Убили.
— Нет!!!
— Убили — и отомстили за своего деда, Николая Кондратьевича, которого Виктор Константинович Комин свел в могилу, и за своего отца, Павла Николаевича, который оказался в детском доме, и ему не досталось ничего, а его брату Максиму Викторовичу досталось все.