Городскую электростанцию Ханоя американцы так и не разбомбили ни в мае, ни летом, ни осенью, а потеряли при этом десятка полтора машин.
Однако 21 мая то ли сама электростанция была несколько задета, то ли оказались перебитыми силовые кабели, но большая часть города, за исключением дипломатического квартала, осталась без света.
…Днем было сорок градусов в тени. Ночью температура немного упала, но влажность повысилась до девяноста восьми процентов. Кондиционер у меня был сломан и раньше. А теперь не крутился вентилятор, приделанный к потолку.
В дом перестала поступать вода, так как она подавалась маленькой электропомпой. У меня остались заранее заготовленные два кувшина с водой. Не было ни ветерка. Весь город как будто затаил дыхание в неподвижном, жарком, влажном воздухе. Я пытался заснуть под пологом москитника, но дышать было нечем. Без полога заели комары. Вышел на улицу. Была ночь.
Город плохо спал после нечеловеческого напряжения. Многие вьетнамцы покинули свои дома с неостывшими стенами, постелили циновки на берегу озер и прудов, в парке. Матери склонялись над малышами, обмахивали их веером. Оказывается, и для вьетнамцев такая жара невмоготу.
Следующая ночь и еще несколько ночей ничем не отличались от этой. После этого я заказал в Москве движок, чтобы у корпункта была своя электростанция.
О тропической жаре писали много. О вьетнамской — тоже. Для наезжих гостей со здоровым сердцем трехнедельное пребывание в местной парилке было лишь испытанием выносливости, волнующим, будоражащим эпизодом, но тем, кто жил здесь месяц за месяцем, приходилось тяжко.
Как правило, вьетнамцы — и мужчины и женщины — носят свободные, максимально облегченные одежды. Они спят на циновках, и в этом есть смысл — ты лежишь на твердом, тебе не так жарко. Если ложишься на мягкую постель, опа охватывает, согревает, и возникает такое чувство, будто на тебя наложили влажный, горячий компресс.
Влажность… Всегда влажны ладони. Даже когда нег жары, кажется, что купаешься во влаге. В воздухе висит водяная пыль. Если стираешь и вывешиваешь сушить одежду и нет солнца, она так и останется влажной, протухает, киснет. В платяных шкафах постоянно горит электрическая лампочка — для просушки воздуха. Покрывается плесенью оставленный кусок хлеба, всегда влажны соль, печенье.
Налеты на Ханой продолжались. В газетах была информация из Южного Вьетнама: репортажи о героизме, постоянно меняющаяся цифра сбитых американских самолетов, фотографии бойцов на позициях, пожаров, пленных летчиков, падающих, горящих самолетов, заметки, как хранить муку, рекомендации по оказанию первой помощи раненым, призывы укреплять дамбы против тайфунов и наводнений, сообщения о соревнованиях пловцов в Ханое…
Газеты повторяли крупным шрифтом высказывание президента Хо Ши Мина: «Ханой, Хайфон, так же как и некоторые другие города и предприятия, могут быть разрушены, но вьетнамский народ не запугать. Нет ничего дороже независимости и свободы. Когда придет день победы, наш народ восстановит страну и украсит ее более величественными и более прекрасными сооружениями!»
Мне не раз задавали вопрос и дома, и в других странах: «Ну, как там Ханой, что от него осталось?» От Ханоя осталось многое. Центр города американские пилоты, как правило, трогать не решались, хотя и электростанция и мост тоже были расположены у центра.
В Северном Вьетнаме шла особая война, и выбор объектов диктовался не только военными, но и политическими соображениями. Как мне казалось, большей военно-политической глупости, чем бомбардировки Ханоя, нельзя себе представить. В конечном счете бессмысленными были все бомбардировки Северного Вьетнама, но Ханоя — в особенности. Воевала страна, а не один город, в этой стране американцы давно уже бомбили то, к чему они приступили в Ханое, и без результата. Зачем же было совершать налеты на Ханой, откуда были эвакуированы и промышленность и население? Но дело, вероятно, в том, что американские генералы, те, которые сидели в теплых или прохладных (по сезону) кабинетах, пили в жару прохладительные напитки, а в холод — согревающие, ложились в стерильно чистые постели и каждый день принимали душ, а в жару Несколько раз не совершали таких поездок и не представляли себе реальной обстановки во Вьетнаме. У них происходило психологическое смещение в оценке значения и эффективности тех или иных действий.
Возможно, американцы думали: «Вот мы разбомбим электростанцию, водопровод, оставим их без воды и света. Как они будут страдать от жары — ужо им! Туг-то они и капитулируют, тут-то и будет оказано военное, моральное и политическое давление на правительство ДРВ…» Но… давайте отвлечемся на мгновение от колоссальной силы, которая таится в социалистическом строе, от престижа партии и правительства республики, от потока помощи, который шел в Северный Вьетнам из Советского Союза. В условиях Вьетнама обладание электричеством, вентилятором, краном с водой было исключением, а не правилом. Этим постоянно пользовались лишь несколько сотен тысяч человек из семнадцатимиллионного населения. Эти блага пришли во Вьетнам недавно и не стали еще непременной частью быта, потеря их не означает трагедию. В ряде районов Вьетнама жили наши специалисты, они жестоко страдали от жары, но выдерживали и не рвались домой. Но мы же северяне, а вьетнамцам не привыкать. Я уж не говорю о патриотическом подъеме, накале ненависти к захватчикам.
С психологической точки зрения бомбардировки Ханоя не принесли США никаких преимуществ, а наоборот — моральный ущерб. Кроме того, каждая бомбардировка города стоила больших потерь. С такой мощью противовоздушной обороны, как в Ханое, американцы никогда в истории не сталкивались. Это признавали даже в Вашингтоне.
В самые свои черные дни американская авиация теряла по десятку самолетов из сотни, полутора сотен, участвовавших в налетах.
Как я уже говорил, американцы бомбили Ханой выборочно. Пытаться разнести центр города на виду у всего мира, у дипкорпуса, у журналистов, иностранных делегаций американцам было политически невыгодно. Они ограничились очень жестокими бомбардировками окраин, пригородов, Заляма, некоторых объектов в центре, но не приступили к тотальному уничтожению Ханоя, как они в свое время сделали с Пхеньяном.
Несмотря на известную «выборочность» бомбардировок, Ханой все Же сильно пострадал. Гибли люди под всевозможными видами бомб.
Несколько пояснении об оружии, применявшемся американцами во Вьетнаме.
Шариковые бомбы. Это «новое поколение» шрапнельных бомб времен второй мировой войны. Первая разновидность этого оружия — так называемые «ананасы». Бомбы цилиндрической формы, желтого цвета, размером с граненый стакан, закладываются штук по восемнадцать — двадцать пять в специальные трубы. Двадцать труб, в свою очередь, помещаются в контейнер. В воздухе у этой шариковой бомбы раскрывается стабилизатор — хвостовое оперение, отсюда и сходство с ананасом. «Ананасы» могут выталкиваться из контейнера как все сразу, так и из одной трубы, оставляя внизу разрывы в линию, по пунктиру.
Вторая разновидность — шарообразные «апельсины». Они закладываются в большие контейнеры по полтысячи штук в каждом. Одна бомба свободно умещается на ладони. Темная поверхность ее ребриста.
Шариковые бомбы предназначены исключительно для убийства людей. В них примерно триста шариков, которые не пробивают даже толстой доски, но опасны для человека. Они входят в тело и движутся там по сложной траектории, затрудняя оперирование. Шарик оставляет маленькую ранку, снаружи крови мало, но происходит внутреннее кровоизлияние. Применение этих бомб было очень велико. Во Вьетнаме находили их целые контейнеры.
Управляемая ракета «булпап». Начинена 113 и 450 килограммами взрывчатки.
Весь арсенал фугасных бомб до трехтысячефунтовых включительно.