С тех пор остров расколот.
Линия перемирия превращается в глубокий ров, некоторые говорят — пропасть.
Среди старшего поколения турок и греков на Кипре было немало тех, кто одинаково хорошо говорил на обоих языках. Молодое поколение не знает и не хочет знать языка своих сограждан из другой зоны. Столетиями складывавшиеся связи рвутся. Экономический обмен между двумя частями Кипра сведен к нулю. В турецкой зоне кипрский фунт был объявлен «иностранной валютой» и введена в обращение турецкая лира.
По-разному сложилась экономическая судьба Кипра на севере и на юге.
На севере остались семьдесят процентов экономического потенциала страны, главные туристские комплексы, самые плодородные земли. Беженцы с севера вместе с остальными греками-киприотами начали трудиться с энергией отчаяния. С Ближнего Востока тек ручеек нефтедолларов, с Запада и из некоторых арабских стран — поток туристов. Временами экономический рост достигал восемнадцати процентов в год. Туризм и торговля были главным полем деятельности, но росли и легкая промышленность, и сельское хозяйство. Спустя пять лет национальный доход греческой части острова превысил национальный доход всего Кипра в 1973 году. В год южную зону стало посещать полмиллиона туристов, примерно по одному на каждого жителя-грека. В начале восьмидесятых годов экономический рост резко замедлился, появилась безработица, особенно среди высококвалифицированной и высокообразованной части населения. Неуверенность в завтрашнем дне ограничивает долгосрочные капиталовложения.
Население северной части Кипра составляет сейчас примерно сто пятьдесят тысяч человек, из них двадцать-тридцать тысяч — недавние переселенцы из континентальной Турции. Но перебравшиеся с юга турки-виноградари или бедные крестьяне из анатолийских степей не смогли освоить брошенные греками плантации цитрусовых, и они стали приходить в упадок. Туристские комплексы разрушаются, потому что у турок-киприотов просто не хватает кадров для их обслуживания и поддержания, еще не решен вопрос о собственности на отели, а проезд на эту часть Кипра для туристов слишком дорог и обеспечивается лишь турецкой авиакомпанией. Значительная часть турок-киприотов осталась без работы, так как была занята на строительстве, которое стало просто ненужным из-за избытка брошенного греками жилья. Если национальный доход на душу населения в греческой части Кипра перевалил за четыре тысячи долларов в год, то в турецкой он вчетверо ниже (хотя и выше, чем в континентальной Турции).
Субъективные условия для того, чтобы две общины нашли общий язык, есть, хотя разногласия, их разделяющие, безусловно, велики. На переговорах греки-киприоты согласились на федеративное устройство государства, но с сильной центральной властью. Турки-киприоты требовали практически децентрализации власти в рамках формально единого государства. Шел спор о размерах территорий, которые должны быть выделены каждой общине. Острыми оставались проблемы собственности на землю и другую недвижимость в той и другой частях Кипра.
Турки-киприоты провозгласили образование самостоятельного государства. Его признала только Анкара.
Но дело не в серьезных расхождениях между двумя общинами. Главное заключается в том, что именно 362 внешние силы не хотят договоренности между ними, не хотят, чтобы зарубцевалась кровоточащая рана Кипра. В Вашингтоне и Лондоне предпочли бы решать кипрские дела в кругу НАТО, в интересах США и этого блока. Там отвергают советские предложения, поддержанные правительством Кипра, созвать представительную международную конференцию в рамках ООН. Кипру мстят за то, что его правительство, которое контролирует, естественно, лишь греческую часть, требует удаления с острова всех иностранных войск и его полной демилитаризации, укрепления независимости и суверенитета кипрского государства, сохранения избранного им курса неприсоединения.
В натовских столицах не могут примириться и с тем, что победу на последних президентских выборах одержал Спирос Киприану — кандидат блока буржуазных демократов и коммунистов, созданного Демократической партией и Прогрессивной партией трудового народа Кипра (АКЭЛ), а кандидат правых, пронатовских сил Г. Клиридис потерпел поражение. Наконец, Кипру мстят за дружеские связи — политические, экономические, культурные, которые он как неприсоединившаяся страна поддерживает с Советским Союзом, за то, что позиции Кипра и СССР по важнейшим международным вопросам совпадают или близки.
…Сейчас международный никосийский аэродром, находящийся как раз на «зеленой линии», бездействует. Нм пользуются лишь войска ООН. С гражданского аэропорта Кипра в Ларнаке самолеты отвозят в разные концы света загоревших, посвежевших туристов и прекрасные овощи и фрукты. Здесь вновь убеждаешься, что киприоты мечтают о том, чтобы в их небе появлялись только гражданские самолеты, чтобы воссоединенный остров стал оазисом мира и стабильности в Восточном Средиземноморье.
БОЛЬ МОЗАМБИКА
Мозамбику трудно.
Это не холодная констатация факта, а жгучая реальность дружественной нам страны.
Мы в детстве узнали и полюбили ее по милым стихам Чуковского, где слово Лимпопо звучало таинственно, экзотично, жарко (слово врезалось в память, и приходится пересиливать себя, приучаясь к правильному произношению, к ударению на втором слоге — Лимпопо).
Мы ближе узнали и сильнее полюбили ее по газетным и телевизионным сообщениям в годы, когда по лесам и саваннам шли сражаться и умирать за правое дело молодые мозамбикцы (личное, хотя совершенно случайное воспоминание: в 1971 году мы снимали фильм «Горячий ветер свободы» в освобожденных районах султаната Оман на Аравийском полуострове, и наш оператор говорил: а вот в Мозамбике было гак, а в Мозамбике было эдак).
Мы помним, как с географических карт исчез Лоренсу-Маркиш, ставший в 1976 году Мапуту, а улицы в столице молодого государства зазвучали такими яркими и новыми для мозамбикцев названиями — Ленина, Маркса, Энгельса, Ньерере, Лумумбы… Были первые годы независимости, было опьянение победой и свободой, лица людей светились надеждой. Но были и все более беспощадные удары, что наносили по Мозамбику враги. Наконец, последние три года природа словно обернулась к Мозамбику лицом озлобленной мачехи.
…На берег Лимпопо мы не смогли выехать. Вернее, мы добрались на автомашине до желто-красной, мутной воды, куда проваливался размытый асфальт шоссе, а основное русло реки пролегало в десятках километров от нас. С вертолета открывалась залитая водой от горизонта до горизонта равнина, высокие деревья, увешанные гроздьями человеческих тел, кое-где армейские бронетранспортеры-амфибии, спасавшие людей, были видны плывущие соломенные хижины, трупы животных, закрученных в водоворотах. Равнодушное, палящее солнце стояло в зените над хаосом и разрушениями.
Ураган свирепствовал накануне. Воздух, ставший осязаемым, плотным и упругим, сбивал с ног человека, выворачивал с корнями могучие деревья, сносил кровли домов, рвал лопухи бананов. Десятиметровые волны накатывали на берег. Потом стала собираться гроза, сердце в груди ускоренно билось и падало в ноги, гудела голова, наэлектризованный воздух натягивал нервы. Наконец с моря и с неба надвинулась стеной вода, и пошла гулять тропическая гроза. Маленькие ложбинки (за одну ночь!) превратились в овраги в полтора-два человеческих роста. Вода залила водокачки — остановились насосы, и большой город рядом с бушующим наводнением, с рекой Умбелузи наутро проснулся лишенным воды. Стали выдавать по нескольку литров на человека — и в городской толпе появились люди с ведрами и бачками на голове.
Ливни обрушились и на соседнюю ЮАР, и там ради спасения стали открывать шлюзы в плотинах и сбрасывать воду в Мозамбик, усугубляя наводнение. В Мапуту нормальная жизнь вернулась довольно скоро, но погибли десятки тысяч гектаров полей.