Недалеко от университета расположено современное здание аддис-абебского муниципалитета. В его зале заседаний все стены завешаны портретами, как правило увеличенными фотографиями с маленьких карточек. Лица мужчин и женщин, молодых и старых, серьезных и веселых. Но никого из них уже нет в живых. Это активисты местных органов власти, жертвы белого террора, развязанного в конце семидесятых годов.
И когда в зал собираются представители новых городских властей, они смотрят на портреты погибших товарищей.
«Еще в семьдесят пятом году квартплата была снижена вдвое и заморожена на том уровне, — сказал нам член столичного исполкома, заведующий юридическим отделом Геттачу Десета. — Это касалось массы жителей. Из пяти аддис-абебцев четыре были арендаторами. Цены на землю взлетели до небес. Квадратный метр земли стоил накануне революции до трехсот быров — примерно сто пятьдесят долларов, а зарплата рабочего составляла тогда сто быров в месяц. Жилье, сдаваемое в аренду, и земля были национализированы. На окраинах индивидуальным застройщикам выделяется сейчас до пятисот квадратных метров земли, а в других случаях сооружаются кооперативные дома».
Несмотря на испытания, столица Эфиопии растет. Все больше современных домов на дороге, ведущей в аэропорт, сооружены новые административные здания в центре, рядом с мемориалом революции. Чище стал город, упорядоченнее движение транспорта.
Городские власти ограничивают неплановую застройку в центре столицы, требуют, чтобы там он рос вверх, а не вширь. Но на окраинах столица выбрасывает в окружающие леса и поля все новые кварталы. Планируется создание городов-спутников, зеленых зон.
Органами революционной власти на местах стали кэбэле. Они родились снизу при поддержке революционного правительства. Кэбэле объединяют в себе функции городских районных муниципалитетов, следят за соблюдением революционной демократии и сами формируют суды, создают вооруженные патрули, открывают школы, детские сады, кооперативы, клубы, чайные.
Мы посетили кэбэле номер восемь первого городского района. Руководитель местного политического комитета рабочий Белайнех Лаке показал нам бухгалтерские книги местного кооператива, в которых регистрируются нормы выдачи зерна, водил нас по школе и детскому саду. Он рассказал, что из сорока сотрудников кэбэле лишь шесть получают заработную плату, остальные работают на общественных началах.
Последняя встреча на земле Эфиопии — с ее выдающимся сыном Афеворком Тэкле. Природа одарила Афеворка Тэкле талантом. Он помножил его на удивительное трудолюбие. Из-под его кисти родились великие полотна.
Он пригласил нас к себе домой. Мы любовались его картинами, сиянием и свежестью красок, зрелостью и оригинальностью композиций и говорили о том, что кроме дара и труда ему было дано еще и везение. Ему повезло, потому что расцвет его творчества пришелся на революционное время. В новой Эфиопии к искусству потянулся народ, и всенародная слава — не заграничных, хотя и почтенных выставок, не чужих, хотя и лестных титулов, — а своя, широкая эфиопская слава осветила его жизнь. Почетно, когда твою картину приобретает всемирно известная галерея Уффици во Флоренции. Но, может быть, более почетно, что местом паломничества революционной молодежи стал Центр народных героев недалеко от Аддис-Абебы в городе Дэбрэ-Зейт, где главная экспозиция — гигантское панно Афеворка «Победа Эфиопии», состоящее из семи картин, над которыми он работал два года. А вот дорогая его сердцу картина «Цветок мескеля» — прекрасная женщина, символизирующая Эфиопию, с сентябрьским цветком в руке. В сентябре наступает новый год по эфиопскому календарю. В сентябре произошла революция. За это полотно художнику предлагали сотни тысяч долларов, но он сказал:
— «Цветок мескеля» принадлежит Эфиопии и останется в Эфиопии.
Полная движения и огня картина «Танец» — воспоминание о балете Большого театра. Наброски триптиха «Единство» для витрины Дома Африки: первая картина — расчлененное человечество, вторая — дорога к единству и в центре — скрещенные руки, черные, желтые, белые, все пронизано лучами солнца.
— Если разжать руки — рассыплется единство Африки, — говорит Тэкле.
— А это моя последняя работа — «Засуха», — с посуровевшим лицом сказал он и сдернул покрывало с картины.
Нам открылся кошмар серо-коричневого цвета. На ум пришли полотна Босха, но это не было подражанием Босху, это был эфиоп Афеворк Тэкле со своим художественным видением и своим воображением, неповторимой кистью. Смерть с мечом над растрескавшейся, спаленной землей. Угрюмые маски. Грифы, пожирающие трупы, змея — символ зла, подбирающаяся к обессилевшим людям. Тарантулы и саранча размером больше людей. И истощенная женщина-мать, у ног которой могилы ее детей.
— Это набросок. Наверное, я сделаю картину в цвете, — сказал художник. — А может быть, оставить так? Ведь все сказано.
— Да, но цвет позволит мне осветить наши горе и страдания надеждой и верой в будущее. Мы преодолеем кошмар. Мы победим голод.
Он повторил слова, которые мы уже слышали из уст крестьян и рабочих, бойцов и студентов, руководителей кэбэле и врачей из лагерей помощи голодающим.
Далекой, дружественной нам африканской стране сейчас трудно, невероятно трудно. Но революционную Эфиопию поддерживают надежда и вера в завтрашний день. В победу.
ИЛЛЮСТРАЦИИ
