Уилл проследовал за Джаспером по лестнице, затем по коридору в большую угловую комнату. Сенатор сидел на кровати лицом к самому большому телевизору, который когда-либо видел Уилл.
— Двадцатисемидюймовый экран. Разве это не штука! — похвастался Джаспер. — Каждый день, начиная с завтрашнего, будет приходить леди-терапевт. Может, она что-то сделает. Ужасно видеть его в таком состоянии.
Уилл придвинул к кровати стул и взял руку Бена Карра.
— Счастливого Рождества, сенатор, — сказал он. Рука пошевелилась. Уилл развернул привезенный подарок, сенатору. — Это телефон-громкоговоритель, — сказал Он, отсоединил обычный телефон, стоявший у кровати, и включил новый. — Когда вам позвонят, Джаспер нажмет вот эту кнопку и можно слушать, не поднимая трубки.
То же самое ребячливое выражение лица, те же ясные глаза. Понял что-нибудь сенатор? Уилл не хотел иного. Он посидел с полчаса, рассказывая сенатору все новости, какие, мог вспомнить: и о предварительных слушаниях по делу Лэрри Муди, и о повышении Кетрин. Сенатор познакомился с ней при обсуждении бюджета ЦРУ в своем комитете.
Прощаясь, Уилл сказал:
— Родители ждут меня к рождественскому обеду. Я буду вас навещать часто, как смогу.
Перед закатом Уилл пил кофе с родителями в библиотеке. После праздничного пиршества было не до серьезных бесед. Так полагал Уилл. Но он ошибался.
— Ты собираешься баллотироваться? — спросил вдруг отец.
— Баллотироваться куда? Если на место Джима Барнетта, то, что ж, думаю, да. Ничего не изменилось.
— Все изменилось, — сказал отец. — Разве не видишь, мальчик? Я имею в виду место Бена Карра.
Уилл выпрямился. Отец озадачил его.
— Ты не можешь говорить этого всерьез, когда он лежит на своей ферме парализованный. Он выбыл из игры.
— Я говорил с его лечащим врачом, — возразил Уилл. — У доктора есть надежда.
— Уилл, если действительность даже превзойдет самые дикие мечты этого доктора, с твоим боссом покончено. Чем скорее ты это осознаешь, тем лучше. Над ним уже кружит воронье, ожидая момента наброситься.
— Что ж, я-то не ворон, — произнес Уилл. — Никто не вправе, думаю, отнять у него его место.
— Оно уже отнято, — сказал отец, встав и расхаживая по комнате. — И если он выкарабкается, он это сразу поймет. Если сохранятся его умственные способности. Бен Карр — реалист. Если он что-то уже соображает, то первая его мысль — о тебе, как сделать, чтобы в конгресс избрали тебя.
— Папа, мое сердце, не лежит к этому. Я не могу разъезжать по штату, убеждая людей голосовать за меня, пока сенатор еще жив.
— А Мак Дин может, — отрезал отец. — Наш возлюбленный губернатор не только будет баллотироваться, но, если сенатор умрет, назначит себя на это место до окончания срока.
— Он не объявил, что намерен баллотироваться.
— Ну так объявит. Найдется с полдюжины и других кандидатов, пусть ни у кого из них нет ни средств, ни поддержки — таких, как у Мака Дина.
— Что ж, я буду одним из них, папа, — сказал Уилл. — У меня ведь нет политического горшка, чтобы мочиться в него, да и денег на избирательную кампанию. Правда, с помощью сенатора я мог бы претендовать на место Барнетта, но теперь этой помощи не будет.
Билли Ли секунду смотрел на жену, затем подошел к книжной полке, передвинул несколько книг, набрал шифр небольшого сейфа. Вынув оттуда голубую папку, он запер сейф, поставил книги на место и бросил папку на колени Уиллу.
— Вот тебе средства, — сказал он. На них не купишь места в сенате, но можешь приступить к делу.
— Что это? — спросил Уилл.
— Это ферма, — сказала Патриция. — Мы год за годом переводили на твое имя участки земли. Это все твое. Себе мы оставили дом и восемь акров. Остальное принадлежит тебе, включая стадо.
Патриция Ли более сорока лет формировала стадо племенного скота, и теперь здесь были лучшие в мире производители.
— Матушка, вы не должны этого делать, — сказал Уилл.
— Все сделано, — ответил отец. — Конечно, мы надеемся, что ты будешь держаться за землю. Большая часть этой территории принадлежит семье с 1820 года, но стадо — его легко продать.
— Продать? Мать так трудилась!
— Зачем, думаешь ты, мне это было нужно? — спросила Патриция. — Занятие, конечно, само по себе прекрасное, но старалась я для тебя. Делай со стадом, что хочешь. Мне уже семьдесят лет, Уилл, а твоему отцу семьдесят восемь. Я уже продала часть скота, остались элитные экземпляры. Почему бы ради дела не реализовать их? Я хочу именно этого. Этого хочет и твой отец.
Уилл смотрел на родителей, попытался заговорить, но не смог.
— Ты, вроде, лишился дара речи, — рассмеялась мать. — Короче, Уилли, будешь ты баллотироваться?
— Сейчас не могу и думать, — ответил Уилл. — Как я ни потрясен тем, что вы сделали. Действительно потрясен.
— Обдумай все, — сказал отец, — и увидишь, что это реально. — Он взял в руку пульт управления телевизором. — Мы еще поговорим. А сейчас время новостей. — Он включил телевизор.
— Добрый вечер, — произнесла ведущая. — Сегодня перед рассветом в Атланте, в книжном магазине для взрослых убиты трое мужчин. — Мелькнули кадры, показывающие интерьер магазина. — Похожее на расправу убийство постигло управляющего Фрэнка Смитта и двоих служащих. Владелец магазина Манфред Пирл — ему же принадлежат три клуба в Атланте для эротических танцев — тяжело ранен в голову и в критическом состоянии находится в Пидмонтском госпитале. — Камера передвинулась и фиксировала прилавок рядом с кассой. Там была крупная надпись фломастером: «Смерть гомосексуалистам и евреям».В кадре снова появилось лицо ведущей. — Полиция заявляет, что мотивом убийства было не ограбление, поскольку деньги в кассе нетронуты. Вы видели надпись, оставленную убийцами. Мистер Пирл — еврей. — На экране появились женщины и дети с плакатами. — Прихожанки Церкви евангелической свободы в Атланте в последние недели пикетировали этот магазин. Деятельность этой церкви мы освещали. В Атланте его руководит доктор Дон Беверли Кэлхоун. — На экране возник худой седовласый человек, проповедующий с кафедры. — Кэлхоун основал в Атланте так называемый Свободный университет. Доктор Кэлхоун сейчас у нас в студии.