Пастор Рамсай, выглядевший гораздо старше, чем она его помнила, подошел к двери и немало удивился. Он был небрит, лицо его припухло, глаза были влажные.
—Я принесла вам то, чего вы всегда хотели, — сказала она, прежде чем он смог заговорить. — Пожалуйста, заплатите таксисту.
Когда пастор прошел мимо нее, она почувствовала легкий запах рома.
Возможно, к этому мы все и идем, подумала Эльза, но когда пастор вернулся, он стал больше похож на себя прежнего.
—В таком виде ты не смеешь сюда заходить, — сказал он.
—Чо, Ваше преподобие, признайтесь наконец, что вам это нравится, — проговорила она и сделала обольстительный полуоборот. — А если нет, то вы должны быть уже пророком, правда?
—Бог простит тебя, Эльза, — гробовым голосом произнес он.
—Ладно, забудем про это, — сказала она и стала серьезной. — Прочитайте это — сделайте копию чернилами и подпишите. — Она швырнула ему тетрадку.
Ошеломленный, пастор взял тетрадку, бросил на нее беглый взгляд и посмотрел на Эльзу.
—Читайте! — скомандовала она.
Он надел очки и торопливо пробежал глазами страницу до самого конца.
—Но… я не понимаю. Кто такой Ман-Ай Петерсон? Почему ты…
—Вам ничего и не нужно понимать. Просто сделайте копию… чернилами.
—Пойдем со мной в офис. — Пастор писал и, пока перо бежало по бумаге, что-то бормотал. — Примите эту информацию… ради поддержания здоровья… и образования вышеуказанного Ман-Ая…
—Хорошо, — сказала она, прочитав. — Теперь подпишите.
—Ты вполне уверена? — робко спросил он.
—Подписывайте, — сказала она, глядя в пол и закусив губу. — Потом я вам все расскажу.
Маленький остров — на самом деле большая наносная отмель — был ровным, песчаным и сухим. На небе ни облачка, и солнце безжалостно палило из бездонной синевы. Он слышал только ровный плеск воды в корнях мангровых деревьев. Кроме их густой поросли прямо в воде, на острове росли чахлые деревья, чьи листья давали редкую тень. Жидкая травка пробивалась сквозь песок возле их извилистых корней. Еще одним свидетельством жизни на острове были раки-отшельники — причудливые первобытные создания, несущие на своих спинах скорлупки мертвых улиток — они суетились на песке у самой воды.
Воздух был столь прозрачен, что — когда его ум прояснялся — он мог совершенно отчетливо видеть деревья, стоявшие на горах, которые отделяла от острова небольшая бухта. Они были такими зелеными и прохладными. Залив был зеркалом, куда не попадало ни малейшего дуновения ветра, способного смутить его пугающую гладкость. Чуть раньше он видел проплывшее мимо приземистое уродливое суденышко с некрашеными бортами, покрытыми ржавчиной. На борту он разглядел две фигуры, но судно не изменило курс и не замедлило свой и без того ленивый ход. Он подумал было выстрелить в воздух, однако не был уверен, что это и есть тот самый корабль. Ведь Педро еще не пришел.
Он чувствовал жажду. Он уже прорыл узкую канавку и смотрел, как она наполняется чистой пресной водой. Просачиваясь сквозь песок, вода казалась чистой и прохладной, но, когда он ее попробовал, оказалась горькой и очень теплой. Он не мог сказать наверняка, да и ему было все равно, откуда доносится этот болезненно-сладкий запах — из мангрового болота или от него самого. Он лежал в редкой тени деревьев и отпускал свое сознание плыть в никуда: Педро должен скоро прийти… он всегда приходит…
Они встретят это судно… чистый ярко освещенный корабль… Он все еще был Риганом. Он смотрел на два револьвера, лежащие на песке, и уплывал…
Какая-то настойчивая деятельность пробудила его. Он открыл глаза и не сразу понял, где находится. Свет с моря обжег ему глаза, словно искорки от огня. Пришлось их закрыть. Где сейчас эта тень, которая так ему нужна? Что разбудило его? Должно быть, что-то обычное, поскольку он не почувствовал опасности. Так оно и было: легкое прикосновение, которое он едва почувствовал больным плечом. Не двигая головой, он посмотрел сквозь прищуренные глаза. Это был рак-отшельник, самый большой из всех и самый смелый. Он никогда не видел их так близко. Рак выглядел как один из угловатых механических монстров из фильмов ужасов. Четыре ноги и две клешни причудливо высовывались из позаимствованной скорлупы. Ему лениво подумалось — разве рак убивает улиток? Вскоре он понял, что его разбудило. Крошечный клешненосец, передвигаясь с неуклюжестью механизма, нанес удар по повязке и отхватил кусочек желтого, пропитанного гноем бинта. Атака была такой же стремительной, как и отступление. Сначала он подумал, что рак хочет сорвать повязку, чтобы добраться до плоти. Потом увидел маленькую желтую крупинку, которую рак зажал в клешне. Клешня поднесла крупинку к щели в скорлупе. Движения рта напоминали беззубый рот старика, шамкающего свою еду. Рак больше не нападал, он уже питался высохшим гноем. Сначала улиток, а теперь меня, подумал он. Да… были бы раки побольше, человеку стоило бы их бояться. Он отодвинул плечо, крошечный рачок откатился назад и остановился, угрожающе помахивая своими громоздкими клешнями.
Его внимание привлек звук мотора, приближающийся со стороны пристани. Он опустился на колени и взял револьверы. Один прислонил к бедру, другой сжимал здоровой рукой. Он то ли пробежал, то ли проковылял к вершине высокой дюны и залег там в траве, продолжая наблюдать за бухтой. Он лениво обратил внимание на то, что прекрасное голубое дуло револьвера покрылось налетом ржавчины. Больше звуков мотора слышно не было. Немного спустя полицейский катер с заглушенным мотором выплыл из зарослей мангровых деревьев и причалил к берегу. Полицейские попрыгали в воду, выбежали на берег и сразу же бросились на землю. Казалось, они зарылись в песок и лежат там без движения, не поднимая голов. Они находились ярдах в ста от того места, где лежал он.
—Так вот чего они ждут — это же «Пески Иво Джима», к чертовой матери! Они думают, что они из "Иво Джима "?
Ему пришлось побороть нараставший в нем смех. Интересно, они и впрямь реальные — или это всего лишь сцена из фильма? Казалось, они не торопятся делать следующий шаг. Если он спрячется в густую траву, они ни за что его не найдут. У них уже животики от страха посводило. С великим изумлением он вдруг сообразил, что Вавилон со своими автоматами по-прежнему его боится. Десять, а то и двенадцать полицейских с автоматами ползут по песку, словно черепахи.
—Я один, а они боятся меня… Кино кончено, к чертовой бабушке! Звездный Мальчик не умирает! — Он поднялся на ноги, крича во все горло и ковыляя по песку: — Чо, армия, делай свое дело! — воскликнул он, смеясь. — Кто тут у вас самый-самый крутой? Ну-ка покажите мне его — одного, кто умеет стрелять. Пусть идет сюда!
Он стоял, неустойчиво раскачиваясь на песке, выкрикивая свой вызов и щурясь от блеска своих револьверов.
—Выходи, кто умеет стрелять — самый лучший из вас. Пусть идет сюда!
Полицейские подняли головы, но замерли то ли от страха, то ли не веря в то, что увидели.
—Какого черта вы ждете! — крикнул Маас Рэй. — Это же он! Стреляйте!
Внезапная тишина на короткое время последовала за его криком, и затем — свирепые раскаты автоматных очередей. Ригана качнуло вперед, — и он покатился по песчаному откосу. Яростная пальба продолжалась еще долго после того, как он упал, пока не кончились патроны. Полицейские никак не могли остановиться, вколачивая свинец в мертвое тело и в песок с бешеной яростью отряда горилл, забивающих палками уже мертвого леопарда.
—СТОП! — прогремел Маас Рэй. — Прекратить огонь.
Рас Петр с потухшим взором, с лицом в синяках и ссадинах приковылял на двор. Эльза увидела, как он бредет, и выбежала ему навстречу с криком:
—Педро, Боже мой, ты жив! Ты не ранен?
—Нет, Я-ман не ранен. — Не взглянув на нее, он оперся о дерево и тяжело осел.
—Педро, — застонала она, — твоя голова…
—Я-ман не ранен, — сказал он. — Я-ман ничего не чувствую.
—Я рада, — сказала она, утирая слезы с лица. — Я рада.
На полицейской пристани группа мужчин взволнованно ходила кругами, ожидая приближения катера.
—Ты уверен, что его взяли? — спросил один из них. — Что-то они больно тихие?