Бамчиколачи вежливо отказался от еды, заявив, что находится здесь по заданию и обязан соблюдать чистоту. Он лишь взял большую порцию рома, налитую в тыквину, декорированную перьями и резным орнаментом, и осушил ее одним глотком, предварительно плеснув немного на голову Акеме, чтобы «напоить его». Потом спокойно сел, положил руки на кожу барабана, и его зоркие глаза заблестели в свете костра. Заняв позицию, он оставался неподвижным, пока его помощники занимались самыми разнообразными приготовлениями. Один из них начертил большой «священный» круг на месте, отведенном людям под навесом. Другие полукругом расставили младшие барабаны возле своего вожака. Белые и голубые ленты — символические цвета бэнда — были привязаны к столбам и шестам. Затем помощники расселись напротив Бамчиколачи; они разговаривали между собой и время от времени исполняли короткие зажигательные ритмы, заполняя паузу ожидания. Казалось, им нравилось то, что от каждого барабанного ритма люди приходят в возбуждение. Но ожидание становилось все более тягостным, и самые смелые и непочтительные из селян уже бормотали с явным нетерпением: «Не пойму я, позировать они сюда пришли, что ли?»
Но никто не повышал голос, а самые благоразумные тут же урезонивали подобные выходки. И когда показалось, что внимание публики начало рассеиваться, Бамчиколачи вдруг проскрежетал зубами и мотнул головой, словно ужаленный скорпионом.
— Гм-м, — понимающе пробормотал Джо Бек, — дух в нем сильный, очень сильный.
Затем Бамчиколачи вскочил на ноги и прошелся по кругу, брызгая святой водой и ромом из тыквины и бормоча что-то свирепое на незнакомом языке. После каждого обхода он останавливался, пристально смотрел в направлении одной из сторон света, устремлял туда руку со стиснутым кулаком и кричал какую-то фразу, заканчивающуюся словами «кумина ха». Делая такие обходы, он внимательно всматривался в лица присутствующих, и тот, к кому он прикасался, становился избранником — на этих людей возлагалось бремя «нести» духов во время танца. Айван почувствовал легкое прикосновение к своему лбу и немедленно пришел в смятение. Первой избранницей стала Мать Андерсон, последним — безумец Изик. То, что Бамчиколачи, не знакомый с общиной, выбрал в качестве носителей духов ближайшего родственника, ближайшего друга и духовника умершей, а также человека, известного своим общением с духами, было воспринято как свидетельство силы его прозорливости.
В напряженной, полной ожидания тишине Бамчиколачи возвратился к своему барабану и набрал в рот рома. Он прыснул изо рта прямо в огонь, который тут же вспыхнул бледно-голубыми языками пламени.
—Аго дэ я, — прозвучал зачин.
—Аго дэ, — ответили помощники.
—Аго дэ я.
—Аго дэ.
Глубокий голос барабана покатился по холмам, когда ладони Бамчиколачи застучали по большой голове Акете. Легкие голоса женских барабанов поочередно вступали, резвясь вокруг основного ритма, и началась кумина, танец духов. Если все будет хорошо, звук барабанов должен встретить восход солнца, когда оно рано утром поднимется над горой Джанкро.
Айван почувствовал, что все страхи рассеиваются и его захватывает пульсация барабанного боя. Сердце забилось в одном ритме с барабанами, кровь быстрее побежала по жилам, а его ноги — точнее, все тело — задвигались, самопроизвольно отвечая перекатам ритма без каких-либо осознанных волевых усилий. Он почувствовал, что оказался в священном кругу. Невозможно было противиться гипнотическому ритму, который прокатывался по костям, овладевал сердцем и опустошал мысли. Танцуя, он скандировал слова псалма, не понимая их смысла:
Сначала все танцевали в ровном, почти монотонном ритме нага вокруг очерченного круга. Акете направлял поступь, а женские барабаны ускорялись и замедлялись, выдавая полиритмические вариации основного ритма. Движения танцоров становились все более резкими и раскованными: они разбивали круг и вырывались на середину, захваченные тем или иным побочным ритмом, который овладевал их духом. Разные ритмы служили средством для разных духов, и каждый танцор отвечал по-своему, когда появлялся его ритм и когда соответствующий дух нисходил и касался его.
Голова у Айвана была легкой, словно она расширялась, достигая невероятных размеров, но он не испытывал боли — только восторг перед открывшимися просторами. Его члены, казалось, стали невесомыми, они пребывали в постоянном движении и отвечали нюансам ритма спонтанно, без какой-либо мысли или затраты энергии. Барабаны полностью овладели его телом; казалось, из какого-то неведомого источника поступает энергия, позволяющая ему танцевать и танцевать без конца. Он не уставал, он не чувствовал ничего, кроме великого спокойствия отстранения, словно его сознание далеко-далеко отлетело от него и, опустошив все мысли и развеяв все тревоги, пребывает в состоянии полного покоя. В своем сновидческом состоянии Айван чувствовал, как все танцоры, повинуясь пульсации приливов и отливов музыки, сливались в существо с единым сознанием, управляемым могучей волей потустороннего бытия, В это чувство иногда вклинивалось ощущение неторопливого одинокого полета в далекие неизведанные места, впечатление покоя, безмятежности, сопровождаемое каким-то странным жаром.
Ритм стал нарастать. Нельзя было сказать, что музыканты ускорили темп, и однако же он стал напористее, настойчивее. Бамчиколачи поднялся со стула и принялся приплясывать. Его руки продолжали выбивать ровный ритм, глаза рыскали по темнеющему воздуху, а сам он время от времени что-то утробно бормотал. Отличительной его особенностью как барабанщика было то, что он мог видеть, как в воздухе к нему приближаются духи. Его ноги ходили из стороны в сторону, руки словно загорелись, лицо передергивалось, крики стали резкими — и вдруг напряжение оставило его, и он с глубоким вздохом тяжело, словно в крайнем изнурении, опустился.
— Аииее, повернул он обратно, — сказал он откуда-то из глубины упавшим голосом, отяжелевшим от горечи и разочарования. Акете запнулся и совсем смолк.
Короткая пауза — и женщины, не вступавшие в круг танцующих, издали горестный вздох, сочувствуя Бамчиколачи и выражая свое разочарование, и затянули свою песню:
В эту неожиданную брешь резво вкатились малые женские барабаны, хаотически нащупывая ведущий бит, но их голоса звучали слишком разбросанно, им недоставало силы и авторитета. Танцующие, образовав круг, смотрели в направлении его центра, едва двигая ногами в такт расслабляющего пения: все ждали, когда большой барабан задаст направление ритмам. Айван пришел в себя. Он ощутил поверх своего разгоряченного тела промокшую одежду. Он слышал хриплое дыхание танцующих, видел ярко-красные головные повязки женщин на фоне их блестящей от пота черной кожи. Поток жара, на котором он несся, сошел на нет, и он снова почувствовал члены своего тела. Они были тяжелые.
Опустив голову, вобрав ее в плечи, посреди танцующих сидел Бамчиколачи. Глаз его не было видно, казалось, он спит. Вокруг начались разговоры.
—Чо! — проворчал Маас Натти. — Неужели это все? Бамчиколачи, а?
—Он перестарался, — сказал Джо Бек, — силой тут не возьмешь.
—Силой не возьмешь. Силой здесь не поможешь. Дух должен овладеть барабаном. Барабан духа не вызывает, дух сам входит в барабан.
—Это точно, — Маас Джо вздохнул, — сила тут могучая. Вы узнаете еще того, кого зовут Бамчиколачи, сегодня ночью.