—Ты еще не знаешь жуткой жути, — пообещал ему Маас Рэй. — С сегодняшнего дня, пока вы не приведете мне этого чертова бвая, ни грамма ганджи в городе не будет. Ни одного листика, ни одной шишечки, ни одного «пыха»… Мы еще посмотрим, как вы любите своего Ригана, когда в животе у вас станет пусто… — Он замолчал, переводя дыхание и не сводя глаз с Сидни, который изучал свою помятую кепку и выглядел, если это было возможно, еще более жалким и задавленным, чем когда вошел сюда. — Сержант, забери отсюда это дерьмо и запри его, — приказал Маас Рэй.
—Пошли, — грубо сказал сержант, ухватил Сидни за штаны и толкнул его так, что Сидни полетел вперед, касаясь пола одними кончиками пальцев.
—Нет, — передумал Маас Рэй, — отпусти его! Сидни, ты передашь им послание! Скажи торговцам, что мне теперь наплевать, кого я возьму. Или они, или Риган, пусть сами выбирают. Когда у кошки нет сыра, она ест горох.
Сидни, один из них, Сидни? Бедный, пресмыкающийся, хныкающий засранец? Сидни, который мать свою продаст, только бы остаться на хорошем счету? Который поздно ночью крадется к себе домой после того, как у него находится что-то продать полиции за малую похвалу. Нет, но, возможно, эта крыса и впрямь не знала, что Риган был в той хижине на болоте. В любом случае, сейчас Сидни все знает. Он передаст торговцам послание. И в течение дня или двух Риган будет у него. Пускай Служба безопасности проводит свои рейды, «страдальцы» эти еще драться будут за то, кто первый сдаст Ригана. Давно уже пора было так сделать.
Новой политике не исполнилось и трех часов от роду, а в офис уже пришло доказательство ее эффективности. Однако оно оказалось вовсе не тем, что предполагал Маас Рэй.
—Мистер Хилтон звонит все утро, господин капитан, — сказал сержант.
—Что ему нужно?
— Говорит, хочет с вами встретиться.
—Передай ему, что я здесь.
Чего хочет Хилтон? Скорее всего, будет ругаться по поводу запрещения пластинки. Но ведь это ни в какие ворота не лезет! Еще неделю назад он просил его о сотрудничестве, но ничего не вышло. Хилтон наводнил Кингстон этой чертовой записью и заставил нас выглядеть совсем глупо. А сейчас явится сюда в образе добропорядочного гражданина и начнет жаловаться? Пусть приходит, ман. Возможно, кое-чему он и научился.
—Смотрите, Хилтон, — говорил он ему. — Чертов мальчишка застрелил четырех моих людей. Вам не следует продвигать его пластинку.
—Чо, с этим я не имею дела, — смеялся тогда Хилтон. — Но, когда вы поймаете бвая, я одолжу его у вас на пару деньков перед виселицей и быстренько запишу еще несколько синглов, ха-ха.
—Мистер Хилтон передал, что будет здесь прямо сейчас, сэр, — сказал сержант.
Очень интересно. Мистер Бойси Хилтон, бизнесмен, светский лев, плейбой, является в Центральное полицейское управление в пять часов вечера? Должно быть, что-то важное отрывает его от туристок из бара «Шератон»?
Но когда явился Хилтон, выражение циничного веселья было, как всегда, при нем.
—Вы не из тех людей, с которыми легко выйти на связь.
Маас Рэй пожал плечами, изучая лицо Хилтона.
—Когда я не мог вас найти, — сказал Хилтон с хитрецой, — я подумал, что вы, наверное, принимаете ванну.
Комиссар смотрел на него с недоумением.
—Да, ман, я решил, что кто-то из колдунов смазывает ваше тело маслом я-должен-поймать— Ригана.
—Уверен, что вы пришли сюда не ради дурацких шуток, достойных школьника, не так ли? — Голос Джонса выдал его раздражение и недовольство. Он собрался и насмешливо протянул: — Сам великий Бойси Хилтон — в полицейском управлении? Никак «Шератон» сгорел — или, быть может, он ищет у полиции защиты? В чем дело? Вы опасаетесь, что Риган явится к вам получить гонорар за запись?
—Если бы я был уверен, что вы сами себя можете защитить! — съязвил Хилтон. — Что за дела с запрещением пластинки?
—Только после того, как мы попытались наладить с вами сотрудничество и потерпели в этом неудачу, сэр.
—И это значит… что отныне полиция вправе указывать людям, что им слушать по радио? Отлично!
—Если пластинки прославляют преступления, то да.
—Бросьте, Джонс… В конце концов вам просто надо поймать одного мелкого грязного проходимца. Большое дело! Ну немного возбудятся «страдальцы», слушая эту пластинку, что с того?
—Послушайте, Хилтон, у меня правда нет времени…
—Вам лучше бы сделать все как есть. Двое мужчин смотрели друг на друга.
—Послушайте меня, приятель, — продолжал Хилтон. — Глупейшая ошибка — запрещать пластинку. Вот что показало народу, что вы в отчаянии. Вот когда маленький бвай стал великим человеком — когда Вавилон стал вмешиваться в хит-парад.
Джонс рассмеялся:
—Хит-парад… вы это серьезно, Хилтон?
—Можете мне поверить. Ваш глупый запрет сделал из него героя. И еще одна глупость: я слышал, вы собираетесь прикрыть торговлю ганджой?
—К этому вы тоже проявляете интерес? — спросил Джонс.
—Не такой, как вы, — сказал Хилтон много значительно, — но все, что приносит деньги в Тренчтаун, меня интересует. Ганджа, между прочим, приносит деньги в городок лачуг. И не только это, она охлаждает людей. Вы понимаете, что делаете? Нет денег — нет ганджи — нет музыки. Гораздо проще было бы побыстрее его схватить.
—Что вы реально хотите мне сказать, Хилтон? — Джонс выглядел заинтересованным.
—Только то, что говорю. Я уже многие годы веду бизнес среди куаши. У меня шесть магазинов и студия. За все это время никто из них не украл у меня даже вкладыш в пластинку. А за один сегодняшний день уже в четырех магазинах выбиты окна. Вы меня слышите: выбиты окна! А на стенах — эта чертова надпись: РИГАН БЫЛ ТУТ. Ничего подобного раньше и быть не могло.
—Вы думаете, это он? — спросил Джонс с растущим интересом.
—Это, черт побери, неважно. Даже если и он, меня это мало волнует. Должно быть, обиделся на меня. Ну а что, если не он? Тогда это только начало. Самое начало. Я провожу с ними каждый день и изучаю их. Они меняются. Они стали дерзкими. А почему бы и нет? У них появился Звездный Мальчик, их герой. Мелкий чертов «страдалец», как они сами, которого полиция не может ни убить, ни поймать. Вот в чем беда.
Джонс перелистывал какие-то бумаги.
—Да ладно вам, Хилтон. Если вам нужна защита, приходите и просите ее.
Бизнесмен вскочил со стула, и ярость переполнила его:
—Сынок, не разговаривай со мной в таком тоне! — грозно сказал он. — Твоя чертова полиция себя не может защитить. Сперва вы позволили бваю сделать из вас дураков. Потом так испугались его, что запретили пластинку. А сейчас хотите прикрыть торговлю ганджой. Теперь скажи мне, когда они станут голодными и у них не будет даже сплиффа, чтобы сделать одну затяжку, что, по-твоему, они начнут делать, а? Когда белый ром ударит им по мозгам, а ветер засвистит в животе, когда с реггей будет покончено, а полиция будет пердеть на них выхлопными газами? Ты ввязываешься в войну, сынок, в гражданскую войну. Ты уж мне поверь. Так что хватать его надо как можно быстрее… Потому что, если куаши дойдут до ручки и решат торговать без тебя, закона и порядка в Тренчтауне больше не будет. Что такое? Ты не веришь, что так все и случится?
Джонс улыбнулся.
—Хорошо, мистер Хилтон, мы благодарим вас. Полиция всегда рада принять разумные соображения от каждого цивилизованного гражданина…
—Олухи! — сказал Хилтон и стремительно вышел.
Вежливая улыбка исчезла с лица Маас Рэя, как только дверь захлопнулась. Визит Хилтона впечатлил его в гораздо большей степени, чем он сам того желал. Какова бы ни была подоплека этого визита, Хилтон отнюдь не маменькин сынок и привели его сюда не несколько выбитых окон, к тому же наверняка застрахованных. В том, что он сказал, есть смысл — и ему совсем не улыбается, если в городке лачуг разразится настоящий бунт. Господи Иисусе, это будет ад кромешный. А ведь все к тому и идет, когда эти чертовы солдаты разъезжают в своих «ленд-роверах» и врываются в лачуги голодных, злых «страдальцев», сидящих без ганджи. Нет, ему стоит хорошенько призадуматься и принять какие-то меры. Если грянет бунт, майор Маршер запляшет от счастья, как насильник, попавший в женский монастырь. Надо принимать меры… Но, с другой стороны, совершенно необходимо преподать им урок, а заодно поднять моральный дух своих людей. Чтобы рты у них лишний раз не раскрывались. А этим нужен хороший кнут, но и пряник тоже. Сладенький пряник. И кажется, я знаю, что может сработать. Хмурое выражение исчезло с лица Маас Рэя, и вместо него на губах заиграла довольная мальчишеская улыбка. Он позвонил сержанту: