Но этого всё равно не хватало, чтобы занять солдат делом. Некоторые самодеятельные командиры всё же водили войска в атаки, скорее беспокоя немцев, чем пытаясь реально прорвать фронт и одержать победу, но с каждым днём это происходило всё реже и реже. К тому же безуспешные атаки подрывали боевой дух ещё сильнее, и скоро дело могло снова дойти до того, что солдаты откажутся идти в бой.
Комитеты, запрещённые приказом Верховного, собирались тайком, но на реальное сопротивление пока не решались, фрондируя лишь подчёркнуто вежливыми обращениями и нарочито медленным исполнением приказов. Попасть под суд всё же никому не хотелось, все прекрасно знали, что с исполнением наказаний сейчас не медлят, и за невыполнение боевого приказа расстрелять могли, невзирая на чин и прежние заслуги.
Само собой, всех подряд не расстреливали. Дисциплина восстанавливается не только расстрелами, виселицей и прочими драконовскими методами, достаточно было продемонстрировать, что анархии в войсках больше не потерпят, и постепенно от бунтующих дивизий ситуация вновь вернулась к единичным случаям.
Тем более, что и пряники в виде боевых наград, повышений в чине и отпусков тоже раздавали без всякого стеснения. Толковых и грамотных солдат производили в унтер-офицеры, грамотных унтеров — в прапорщики, командовать взводами и ротами. В каждом полку обязательно открывались курсы по ликвидации безграмотности, всех малограмотных принудительно учили читать, писать и считать, так что в родную деревню после войны возвращаться будут уже не обыкновенные лоботрясы, а ценные специалисты.
Такие же курсы, только для новоиспечённых офицеров и унтеров, открывались в дивизиях, но там учили не грамоте, а управлению войсками и основам тактики. Преподавателей, благо, хватало с лихвой, негодные к строевой службе офицеры охотно возвращались, чтобы делиться опытом.
Больше всего внимания уделялось подготовке штурмовых рот. Генерал Корнилов официально разделил ударные части и штурмовые роты, разграничив их функции, ударники выступали в роли военной полиции и заградотрядов, штурмовики, по образу и подобию немецких, вооружались гранатами, помповыми дробовиками, заточенными сапёрными лопатками и ножами-бебутами, врываясь во вражеские окопы и заливая их свинцом.
Вот только и эти штурмовые роты пока сидели без дела, довольствуясь лишь ничем не подтверждёнными слухами о скором наступлении. Распускал их неизвестно кто и неизвестно зачем, но везде, от Гельсингфорса и до Трапезунда, солдаты шептались о том, что скоро вдарим по немцу в последний раз, и уж тогда-то война точно закончится. Разумеется, победой стран Антанты. Болтали, что немец в своих городах начинает уже грызть кору с деревьев, всех мужиков там угнали на фронт, а за станками на заводах стоят бабы и дети. Отчасти это было так, экономическая ситуация в Рейхе спустилась в затяжной кризис, и победа была лишь делом времени.
Ещё болтали о том, что Верховный Главнокомандующий ночами не спит, работает, планируя этот самый последний удар, хотя другие говорили, что нет, ночами генерал не спит, потому что загодя вешает казнокрадов и мошенников, чтобы новому царю, которого изберут на Учредительном собрании, проще жилось. Сходились лишь в одном, одобрительно цокая языками, что вкалывает Корнилов за семерых.
В общем, слухи бродили, в основном, полезные генералу. Простой народ, в основной своей массе, поддерживал Верховного, связывая именно с ним военные и прочие успехи последних недель, а вот высшее общество, интеллигенция, крупные промышленники и другие олигархи понемногу начинали волноваться. Корнилов точечно бил по их самому больному месту — по кошельку, и эти удары начинали действовать им на нервы.
Ещё и многие представители генералитета, обиженные на Верховного тем, что не получили ожидаемых назначений, соответствующих чину и положению в обществе, начинали тихо возмущаться. И генерал Корнилов вынужден был к ним как минимум прислушиваться, зная их склонность к интригам и заговорам. В том, что вокруг него будут плестись заговоры, он нисколько не сомневался, и каждая его ошибка потенциально могла стать роковой. Уже плетутся.
К Хану несколько раз уже подходили штабные полковники с разного рода мутными предложениями, несколько местных гвардейцев-кутил пытались подружиться с Манштейном, исподволь пробуя выпытать какие-нибудь секретики. Наверняка подходили и к другим, но донесли Верховному пока только эти двое.