— Распорядитесь позвонить Кирову, будьте добры, Хан, — попросил генерал. — Передайте ему, пусть выводит на улицы петроградскую ячейку. Ну а я туда. В народ.
— Может, не надо? — спросил корнет.
— Надо, Хан, надо, — отрезал Корнилов, собираясь с духом. — Не разорвут же они меня, в конце концов.
Одна из генеральских машин имела открытый верх и позволяла выехать так, чтобы пассажира все могли видеть, и генерал забрался именно в неё, намереваясь потом встать на сиденье и толкнуть речь.
— Если что-то пойдёт не так, жми, — тихо произнёс он шофёру. — Прямо через толпу.
Автомобиль, тихо порыкивая мотором, двинулся к привокзальной площади. Толпа демонстрантов с плакатами, транспарантами, красными флагами и прочими атрибутами первомая загудела и зашумела, нестройными воплями встречая появление генерала.
— Диктатор! Бонапарт! Руки прочь от Советов! Вон! Узурпатор! — доносились злые крики со всех сторон.
Толпа обступила автомобиль со всех сторон, ехать дальше шофёр не мог, и ему пришлось остановиться. Корнилов сосредоточенно окинул беснующуюся толпу долгим изучающим взглядом.
Да уж, это вам не прибытие Ленина на Финляндский вокзал. Но и он не пальцем деланный. Генерал поднялся на сиденье автомобиля, возвышаясь над толпой и превращаясь в отличную мишень.
— Товарищи! — поставленный командирский голос Корнилова прокатился над толпой. — Да здравствует народная революция!
В храме и возле него
В храме пахло елеем и ладаном. Толпа прихожан стояла, переминаясь с ноги на ногу, дородный священник хорошо поставленным баритоном громко читал молитву.
— Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твоё, победы благоверному… — он вдруг запнулся. — Государю нашему…
Прихожане сделали вид, что ничего не произошло, осеняя себя крестными знамениями.
— … рабу Божьему Лавру… — продолжил священник.
Все церкви по всей стране теперь молились за Корнилова и за скорейшую победу русского оружия. Приказ прошёл с самого верха, церковные иерархи сделали свой выбор, оценив предложение генерала восстановить патриаршество. Оно давало церкви гораздо больше свободы и влияния.
— Это чего, он генерала Государём назвал? — прошептала одна из пожилых прихожанок своей соседке.
— Та перепутал он, — буркнула соседка.
— А чего, и пускай, при царе-то лучше было, — бесцеремонно встряла в разговор третья. — А то ишь, выдумали. Временщики эти, чтоб им провалиться…
На них шикнули, призывая к тишине.
— А вы на меня не шикайте! Я что, неправду говорю⁈ — громким шёпотом возмутилась женщина.
Священник монотонно продолжал читать молитву, не обращая внимания на перешёптывания среди прихожан.
— Выбрали бы уже царя нового, и делу край! Хоть того же Корнилова! — продолжала прихожанка.
— Да тише вы, Марья Петровна, не на базаре же, — попытались урезонить её соседи.
Спокойствие на некоторое время удалось восстановить. Все понимали, что спорить в храме посередине службы будет совсем неуместно. Тем более, спорить о политике. Церковь давала однозначный ответ на все эти вопросы, поддерживая нынешнюю власть и осуждая все дальнейшие попытки раскачать народ на революцию. То есть, в какой-то степени пыталась стабилизировать общество.
И это были не инициативы отдельных священников, как раньше, теперь в каждой церкви от Риги и до Владивостока велась планомерная работа с населением.
Авторитет церкви, конечно, находился на не самом высоком уровне, да и среди священников хватало бунтарей и революционеров вроде того же покойного Гапона, но основной массе хватало тех преобразований, которые обещал провести генерал Корнилов. И это давало свои плоды, агитация в пользу генерала велась не только с помощью газет и плакатов, но и в церковных проповедях.
Служба закончилась, прихожане начали понемногу расходиться. На паперти, где прежде толпами сидели безрукие и безногие ветераны, теперь остались только профессиональные нищие, всех увечных воинов приставили к делу, обеспечивая жалованьем. Тех, кто хотел ещё хоть как-то послужить своей стране, разумеется.
Расходились, как обычно, маленькими стайками, останавливаясь за воротами церкви, чтобы поделиться новостями и слухами, пообщаться с соседями и в целом обсудить происходящее.
— Васька-то, Никитишны сын, в комитет местный записался, — делились местными слухами пожилые прихожанки. — Ходит гоголем теперь.
— Это в который комитет? Их всяких развелось, куда ни плюнь!