Даже за Корниловым приглядывали, но больше с целью охраны, нежели пытаясь уличить его в контактах с зарубежными посольствами.
Но это самое представление было сыграно не только для того, чтобы выявить окопавшихся в министерских креслах английских и французских агентов. В целом доклад барона Нольде соответствовал будущему курсу России.
Разве что сепаратный мир с Центральными Державами был одним из крайних вариантов, причём не самым желательным. Капитуляция Германии, Австрии и Турции выглядела гораздо более заманчиво. Вот только капитуляций в ближайшем будущем пока не предвиделось. Так что, возможно, придётся пойти и на сепаратный мир.
Вот только генерал Корнилов чётко понимал, что как только союзники узнают про попытки России заключить мирный договор, может произойти всё, что угодно, начиная от дворцового переворота и заканчивая банальным убийством. Так-то убивать главу государства всегда было моветон, но от этих лондонских дикарей можно ожидать чего угодно.Одного правителя с их помощью уже убили, и если они не постеснялись пролить кровь монарха, то что уж говорить о крови простого казака.
Из Зимнего дворца он отправился на Гороховую, в гости к безопасникам. Информация по министрам интересовала его в первую очередь, и там он узнает её быстрее всего. Как только агенты соизволят доложить о проделанной работе.
Генерал Батюшин лично вышел поприветствовать Верховного Главнокомандующего.
— Здравия желаю, Ваше Высокопревосходительство! — воскликнул Батюшин, едва только Корнилов вышел из автомобиля.
— Здравствуйте, Николай Степанович, — сказал диктатор, пожимая главе КГБ руку. — Уже освоились в новой должности?
— Так точно, работаем, — ответил Батюшин.
— Отлично, — улыбнулся Корнилов.
В сопровождении генерала и ещё нескольких сотрудников чинами пониже они прошли внутрь здания. Как только все они прошли мимо дежурного, Корнилов остановился.
— Замечание вам, Николай Степанович, — заявил Верховный. — За халатное отношение к пропускному режиму.
Батюшин оцепенел.
— Лавр Георгиевич, так мы же с вами, — пробормотал он.
— Ну и что? Журнал посещений всё равно нужно вести. Кто вошёл, когда вошёл, когда вышел, с чем вышел, и так далее. По пропускам. Мне, что ли, учить вас? — произнёс Корнилов.
— Никак нет, виноват, исправим, — отчеканил покрасневший Батюшин.
— Очень на это надеюсь, — сказал Корнилов. — А журнальчик заведите. Прямо сейчас.
Дежурный поднялся с места и быстрым шагом куда-то направился. Корнилов проводил его задумчивым взглядом.
— Ротмистр, приглядите здесь за всем, — приказал он одному из сопровождающих. — Да, нам ещё многому предстоит научиться.
Только после этого они прошли дальше, и пристыженные безопасники хмуро поглядывали по сторонам, выискивая то, к чему ещё мог бы прицепиться Верховный. Они прошли в кабинет генерала Батюшина, в котором ещё совсем недавно работал полковник Манштейн, который теперь после нескольких операций отдыхал в столичном госпитале.
— Ну, чем порадуете, Николай Степанович? — спросил Корнилов, разглядывая кабинет.
— Работаем, Лавр Георгиевич, — сказал контрразведчик. — Потихоньку наводим порядок. Или вам доклад с цифрами?
— Можно и без цифр, — сказал Корнилов, устраиваясь поудобнее в одном из кресел.
— В Пскове… Взяли тех, кто теракт организовал, — доложил Батюшин.
— Точно тех взяли или просто показания выбили? Знаю я ваши методы, — хмыкнул Корнилов.
— Точно, — обиделся Батюшин. — Они чистосердечное признание подписали.
Генерал ненадолго погрузился в собственные мысли, раздумывая, как поступить. С одной стороны, ему хотелось крови. Кровь за кровь, око за око. С другой стороны, оставить их в живых и отправить в лагерь будет куда более жестоким наказанием.
— Хорошо, — сказал Корнилов. — Пусть их судят публично. Процесс должен освещаться в прессе, пусть все знают, что они совершили и как будут наказаны.
— И как они будут наказаны? — спросил Батюшин.
— По всей строгости революционного закона, — ответил Корнилов.
— Расстреляем? — спросил безопасник.
— Это уже как наш самый гуманный суд в мире определит, — сказал Корнилов.
Общественное мнение было целиком и полностью на его стороне, письма и телеграммы с соболезнованиями продолжали поступать до сих пор, а сердобольные барышни заливались слезами от жалости к генералу. Самые наглые даже пытались охомутать внезапно овдовевшего диктатора, но генерал Корнилов не давал таким девицам никакой возможности сблизиться с ним, демонстративно находясь в трауре.