Даже без ненужной пальбы и сопротивления. Почти все они были здравомыслящими людьми и понимали, что их плотно обложили со всех сторон, а сопротивление, тем более, вооружённое, только ухудшит их положение.
Так что их просто вывели на улицу под щелчки фотокамер, погрузили в автомобили и разместили в Крестах со всеми удобствами, пока что даже не допрашивая. Корнилов ясно дал понять всем, что хочет лично поговорить с лидерами восстания, с глазу на глаз, и все следственные мероприятия проводить разрешается только после этого.
Верховный ради такого дела даже оставил все дела на своих заместителей, радуясь как ребёнок. Поговорить, просто поговорить с лидерами большевиков оказалось до жути интересно и интригующе, хотя генерал догадывался, что его просто обзовут сатрапом, узурпатором, контрой и бонапартом, отказываясь разговаривать вообще.
Он приехал в Кресты с небольшой свитой, не скрывая своего нетерпения. Его провели по знакомым уже коридорам, быстро ознакомили со списком арестованных.
— Вот этого первым ко мне, — ткнул пальцем генерал в одну из строчек.
В небольшую допросную под конвоем привели сухопарого низенького еврея, который даже и бровью не повёл, увидев сидящего за столом диктатора. Арестованный выглядел подчёркнуто аккуратно и держался уверенно, пожалуй, даже чересчур уверенно. Будто бы уже продумал весь диалог и выстроил защиту.
— Добрый день, Янкель Моисеевич, — поздоровался Корнилов.
Свердлов едва заметно вздрогнул, но ничего отвечать не стал.
— Господа, оставьте нас, — попросил Верховный у конвоиров, и те незамедлительно покинули помещение.
— Я требую адвоката, — вдруг пересохшим горлом выдавил Свердлов.
— Сегодня я буду вашим адвокатом, товарищ Андрей, — произнёс Корнилов. — И прокурором, и судьёй, и адвокатом.
— Это противозаконно, — возвращая себе напускное спокойствие, пробасил Свердлов.
Генерал коротко усмехнулся. Идеолог красного террора взывает к закону. Смешно.
— Это революционная необходимость, Янкель Моисеевич, — сказал генерал. — На кого же вы работаете, товарищ Андрей?
Свердлов сделал вид, что не понял вопроса.
— На австрийцев? На немцев? На англичан? Может быть, на американцев? — по-доброму улыбаясь, начал перечислять Корнилов. — Или, наверное, на международный финансовый капитал?
— На простых рабочих всего мира, — пафосно сказал Свердлов.
— Оставьте эти сказки для своего электората, Янкель Моисеевич, — скривился Корнилов.
Генерал прекрасно видел, что Свердлов довольно равнодушен к идеалам марксизма, зато неравнодушен к власти и личному обогащению.
— А вы, похоже, антисемит, — фыркнул Свердлов.
Корнилов расхохотался. Он что, думает, что достал козыри? Предателей Родины генерал Корнилов ненавидел одинаково, независимо от их цвета кожи, ширины черепа и гаплогруппы. А в том, что Яков Свердлов встал на путь предательства ещё в отрочестве, никакого секрета не было. Ни для кого.
— Ничего не имею против семитов, если они не пытаются разрушить законную власть в моей любимой стране, — сказал Верховный. — И всё-таки? Кому вы служите?
— Себе, — фыркнул Свердлов.
— Ясно, — улыбнулся Корнилов. — Эй, охрана!
Конвоиры вернулись в допросную, подошли вплотную к Свердлову, который изрядно напрягся.
— Увести. Расстрелять, — приказал генерал.
— Нет! — вскрикнул Свердлов, начиная биться и метаться в цепких лапах конвоиров. — Я всё скажу! Всё!
Конвоиры на мгновение помедлили, но Верховный махнул рукой, показывая, что этот человек ему больше неинтересен.
— Следующего приведите, — добавил генерал, понимая, что придётся немного подождать.
Свердлова, впавшего в истерику, вывели наружу, а на его место через какое-то время привели следующего члена ВРК. Тощий человечек с тонкими усиками и гривой волос на голове. Его Корнилов в лицо не знал.
— Представьтесь, пожалуйста, — попросил генерал.
— Овсеенко… Антонов. Антонов-Овсеенко, — пробормотал он, оглядываясь на своих конвоиров, на рукаве одного из которых засыхало пятнышко крови.
Корнилов прищурился, внимательно его разглядывая. Ещё один предатель. Более того, дезертир и трус. Кажется, будет расстрелян во время сталинских чисток как член троцкистской организации. Этот человек ему не слишком-то интересен. Вряд ли он сумеет рассказать что-то действительно стоящее.