Снова лесть, такая привычная для иностранных послов, что выходила из их уст сама собой. Почти любой другой русский чиновник расплылся бы от удовольствия, что его похвалили иностранные друзья. Но не генерал Корнилов.
— Армия не сможет перейти в полномасштабное наступление, пока не наведён порядок в тылу, — сказал Верховный.
Между строк читалось «не сможет наступать вообще никогда».
— Армия не может наступать без снабжения, — продолжил генерал. — А с ним есть некоторые проблемы. В том числе, с исполнением контрактов, заключённых как при царе, так и после него.
Послы украдкой переглянулись.
— Смею заверить вас, Британия делает всё возможное, чтобы поставлять вооружение и все остальные необходимые припасы вовремя, — снисходительно заявил Бьюкенен. — Пропускная способность российских железных дорог не позволяет точно и в срок поставлять всё необходимое в войска.
Отчасти посол был прав. Грузы шли через Архангельск, как при царе Грозном, и на севере железные дороги были загружены на максимум. Часть грузов приходила через Мурманск, но и там, в последнем городе, основанном в Российской Империи, железная дорога была лишь маленькой ниточкой, связывающей порт со столицей, а не полнокровной артерией.
Ещё и бестолковость местных чиновников подливала масла в огонь, так, в мае сгнили под дождями 40 тысяч пудов завезённой в Мурманск муки. Никто даже и не подумал убрать мешки с мукой в какое-нибудь более подходящее хранилище. И подобные казусы происходили систематически.
— Задержки поставок это не наша вина, господин генерал, — слегка грассируя, произнёс Нуланс. — Смею заметить, что Россия точно так же задерживает обещанные поставки пшеницы. Всё дело в пропускной способности ваших железных дорог.
Корнилов усмехнулся. И здесь эта клятая зерновая сделка. Причём царские чиновники в первую очередь закрывали потребности союзников, а не собственного народа, путём введения первой продразвёрстки и отнимая зерно у крестьян. Не так рьяно и бездумно, как это потом делали во время Гражданской и после неё, но всё-таки отнимая.
Россия, как аграрная страна, исполняла свои союзнические обязательства зерном и рекрутами. Англия и Франция — техникой и технологиями, чем ставили Россию в зависимое положение.
— Цены на хлеб подскочили в несколько раз. А пирожные, месье Нуланс, у нас вместо хлеба есть не принято, — сказал генерал. — Контракты на поставки необходимо пересмотреть. Тем более, те, которые заключались ещё с царским правительством.
— Уже заключённые контракты пересмотру не подлежат, — заявил Бьюкенен. — Иначе мы могли бы перезаключать контракты с каждым новым составом правительства. И не тратить сейчас время на разговор с вами, генерал.
Корнилову захотелось достать браунинг и выстрелить послу в лицо, но вместо этого он только вопросительно приподнял бровь. Кажется, дошло до прямых угроз. Мол, не договоримся с вами — будем договариваться с вашими более сговорчивыми преемниками. Ничего не меняется, ни в 1917 году, ни спустя сто лет, дорогие уважаемые партнёры всё так же норовят подгадить любыми способами, на словах обещая одно, а на деле…
— Новое правительство во многом будет продолжать курс прежнего, — медленно, тщательно подбирая слова, произнёс генерал.
«До тех пор, пока ему это выгодно».
— Мы очень на это надеемся, господин генерал, — улыбнулся Бьюкенен.
— Ещё больше мы надеемся, что Россия продолжит исполнять свои союзнические обязательства, — добавил Нуланс. — В полном объёме.
Они распрощались в полной уверенности, что сумели друг друга обмануть и добиться поставленных целей. Все трое.
Глава 6
Красный мост
Сразу после встречи с послами иностранных держав у Корнилова была назначена встреча с управляющим военным министерством. Савинков по-прежнему находился на этой должности, предпочитая пока вести себя тихо. Генерал, конечно, мог его уволить, как это грозил сделать Керенский, но Борис Викторович неплохо справлялся со своей работой, да и в его оборонческой и патриотической позиции никаких сомнений не возникало. К тому же, Верховный знал, что друзей надо держать близко, а врагов — ещё ближе, и пока Савинков оставался в военном министерстве, за ним проще было приглядывать.
Корнилов отправился на автомобиле, в сопровождении двух текинцев и полковника Голицына, по-прежнему состоящего при нём порученцем. К Петрограду приближалась осень, её дыхание чувствовалось в ветрах, дующих с Финского залива, и в начинающей желтеть листве. Приближение осени несколько тревожило генерала, даже при том, что Троцкий гнил в земле на тюремном кладбище, а большевики и прочие левые партии сидели тихо, как мыши под веником. Корнилов опасался, что весть о происшествии в Смольном заставит большевиков перейти к активным действиям и террору, но этого не произошло, и гайки можно было закручивать дальше.