А.И. Ушаков, В.П. Федюк
ЛАВР КОРНИЛОВ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Имя генерала Корнилова было известно в нашей стране практически каждому со школьной скамьи. «Контрреволюционный генерал», «неудавшийся Бонапарт», «несостоявшийся диктатор», «заговорщик», «один из основателей белого движения»… Только этими эпитетами и характеристиками оперировала в основном советская историография, говоря о Корнилове. И совсем мало, а практически ничего в советские времена не писалось о его исследовательских и разведывательных операциях в Центральной Азии и Индии, о его службе военным атташе в Китае, о его храбрости и находчивости в годы Русско-японской и Первой мировой войн, о том, что это был единственный русский генерал, из шестидесяти двух находившихся в австро-германском плену, бежавший из плена…
О генерале Корнилове писали много и разно. Его боготворили и проклинали, обвиняли и мифологизировали. Но, как правило, все сходились в одном — Лавр Георгиевич Корнилов был личностью, и личностью неординарной и неоднозначной. Интерес к жизни и деятельности мятежного генерала не пропал и в наши дни. Свидетельством тому являются книги и статьи, вышедшие в последние годы. В данной работе авторы предприняли попытку как можно объективнее нарисовать портрет одного из действительно замечательных людей нашего не столь уж и далекого прошлого.
Эта книга не могла бы быть написана без помощи и поддержки многих людей. Особенно хочется поблагодарить Валерия Александровича Дурова (Москва, Государственный исторический музей) за помощь ценными советами и фотоматериалами; Сергея Павловича Петрова (Калифорния,
США) и руководство Архива Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского университета (Калифорния, США) за предоставленные фотоматериалы, Алексея Анатольевича Федюхина (Москва, Научная библиотека Государственного архива Российской Федерации) за помощь в работе и поиске нужных изданий.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
НАЧАЛО ПУТИ
ДЕТСТВО
18 августа 1870 года в маленьком сибирском городке Усть-Каменогорске, в семье хорунжего Сибирского казачьего войска Егора (Георгия) Корнилова, выслужившего свой невысокий офицерский чин за четвертьвековую добросовестную службу, родился сын. Ребенок был хилым и слабым, непонятно было, выживет он или нет. Потому решили спешно его окрестить, мол, если уж Богу угодно будет взять к себе новорожденного, то хоть с христианским именем. Мальчику дали имя Лавр.
Считается, что предки нашего героя пришли в Сибирь с дружиной Ермака. Один из первых биографов Л.Г. Корнилова Н. Туземцев (Н.Т. Добровольский) в 1919 году писал, что Корнилов был потомком «русских пионеров, поклонившихся некогда Грозному царю царством Сибирским»{1}.
Каких-либо полных сведений о родителях и дедах Лавра Георгиевича не осталось. Известно лишь, что его отец, выйдя в отставку, продолжил службу писарем волостной управы (коллежским секретарем) в станице Каркаралинской Семипалатинской области[1]. Мать — Мария Ивановна, по некоторым данным, «простая казашка из кочевого рода, обитавшего на левобережье Иртыша»{2}, по другим, являлась казачкой станицы Кокпектинской{3}. Кровь предков по материнской линии заметно сказалась на восточном типе лица Корнилова. «В Корнилове, несомненно, текла кровь сибирских инородцев, так как он отличался ярко выраженными чертами монгольского типа, делавшими его похожим на бурята», — писал Е.И. Мартынов, один из первых советских биографов Корнилова, бывший его начальником в 1912 году и находившийся с ним в плену во время Первой мировой войны{4}. Мать Лавра Корнилова, как большинство женщин того времени, занималась хозяйством и воспитанием детей.
Лавр был старшим ребенком в семье и потому должен был опекать младших — брата Петра и сестру Анну. С малых лет Лавру приходилось бегать на посылках, выполняя мелкие поручения по хозяйству, ездить с лошадьми в ночное. Как правило, у детей, растущих в такой обстановке, вырабатывается воля, уверенность в себе, закаляется натура. Первые одиннадцать лет жизни Корнилова прошли в станице Каркаралинской, которая появилась в 1820-х годах как опорный пункт русских войск, охранявших границу России. С расширением российского влияния в сторону Семиречья эта станица одной из первых стала выделять отряды казаков для участия в экспедициях против кочевников Киргизской степи{5}. Станица располагалась «при речке Каркаралинке, у подошвы горы того же имени»{6}, почтовый тракт к ней шел из Павлодара. В 1878 году в Каркаралинской проживало 862 человека, были кожевенный завод, три кузницы, водяная мукомольная мельница, почтовая станция, питейное заведение и винный склад. От Санкт-Петербурга до станицы было 4029 верст, от Москвы — 3425, а от Омска — 720.{7}
С детства Корнилов соприкасался с тяжелой казачьей службой и, хорошо зная жизнь, быт и психологию казаков, в дальнейшем пользовался их уважением и поддержкой.
Сибирское казачье войско не было, подобно Донскому, Яицкому, Запорожскому и части других казачьих войск, продуктом вольной колонизации окраин Московского государства недовольными тогдашними порядками людьми: Оно образовалось почином самого российского правительства, принудительно заселявшего новые обширные земли{8}. Сибирские казаки никогда не были «вольными», а всегда исключительно «служилыми».
В XVI — первой половине XVIII столетия все военнослужащие в Сибири назывались общим именем «служилые люди», которые подразделялись на дворян, детей боярских, стрельцов, служилых татар и казаков. Последние и составляли главную массу сибирского служилого люда, особенно в XVI и XVII веках, так что слова «казак» и «служилый человек» на языке и в понятиях того времени являлись как бы синонимами, и потому даже в официальных бумагах нередко заменялись одно другим{9}.
Сибирские казаки делились на группы по городам и местностям, к которым были приписаны, по роду службы и по происхождению. Были тобольские, тюменские, пелымские, березовские, томские, кузнецкие городовые казаки. С начала XVIII века, когда на южных и юго-восточных окраинах России стали появляться новые поселения, то вместо городков и острожков их стали именовать крепостями, а поселяемые в них казаки стали именоваться крепостными — омские, железинские, семипалатинские, устькаменогорские, ямышевские крепостные казаки. Во второй половине XVIII века, когда все крепостные казаки и большая часть выдворенных на линии городовых тобольских, тарских, тюменских, томских казаков поступили под одну общую команду или атаманство проживавшего в Омской крепости войскового атамана, они стали называться собирательным именем «сибирских линий казаки».
В начале XIX столетия сплочение разбросанных по разным западносибирским городам и крепостям казаков завершилось сформированием из них десяти конных полков и двух конных батарей. Так образовалось Сибирское линейное казачье войско, переименованное в 1861 году, с включением в него остатков тобольских, томских и сургутских городовых казаков, просто в Сибирское казачье войско{10}.
В середине XIX века казачьи поселения выдвигаются южнее в Семиречье и Зайсанский край (Кокпекты, Копал, Лепса, Урджар). Основным их занятием были «всесторонняя» служба на линиях и внутри степи, поиски «неспокойных» киргизов. В это время проходят первые серьезные экспедиции в Семиречье под начальством полковника Карбышева, заложившего город Верный, «столицу» Семиреченского казачьего войска, а также экспедиции в район озера Иссык-Куль. В 1861 году для действий против кокандцев формируется значительный смешанный отряд «из всех родов оружия» с преобладанием казаков и их артиллерии. Под командованием полковника Циммермана он выдвинулся по реке Чу, разбил близ Кастека многочисленное кокандское войско, а затем взял и разрушил две крепости — Токмак и Пишпек{11}. В середине 1860-х сибирские сборные сотни в составе отряда генерала Черняева принимали участие в захвате ханских крепостей и городов — Аулие-Ата, Чимкента и Ташкента. В 1867 году из сибирских казаков, поселенных в Семиречье, было образовано Семиреченское казачье войско.