– Она – это мы, понимаешь? – загадочно произнёс супруг, и Елена поняла его как нельзя лучше. Конечно, лошадка была безумно дорогой для рождественского подарка, но нельзя экономить на детях, потому что детство – лучший мир на все времена.
Сегодня Дмитрий Евгеньевич получил не только жалование, но и небольшую премию, так что в предвкушении радости от траты денег для вечности настроение его было превосходнейшим.
Снег ложился на плечи, укутывал шинель вихрем, замедляя ход воодушевлённого коллежского регистратора, но ничто не могло помешать исполнению его заветной мечты. Кроме одного…
– Как так – купили? – с недоумением уставился он на продавца, уже протягивая банковские билеты.
– Да вот так-с, – бодро отвечал продавец, весьма довольный сегодняшним днём. – Выберите что-то другое. Есть неплохие фигурки девочек с корзиной цветов, есть животные разные: павлины, например, слоны даже…
– Нет, нет… – словно потерялся Дмитрий Евгеньевич и уходил в глубь воротника своей шинели, отступая перед необходимостью тратить долгожданные деньги на случайный подарок.
Домой он добрался почти на ощупь. Метель перепутала все дороги, в темноте он брёл, не разбирая пути. Наденька осталась без фарфоровой лошадки. Столько раз представлял себе, как дочка будет играть с ней, смотреть в добрые глаза и понимать, насколько важно сохранять чистое сердце. Важно, несмотря на всё это зло вокруг.
Наденька осталась без лошадки.
Елена открыла дверь и смахнула кучу снега с воротника и плеч мужа.
– Надя спит. Ты купил подарок?
Дмитрий удручённо помотал головой. Говорить не хотелось совершенно, но всё-таки он выдавил из себя:
– Фарфоровая лошадка… Всего лишь фарфоровая лошадка… Не знаю, кто там отвечает за подарки детям на Рождество: Святой Николай или старый Рупрехт, как говорит сейчас наше начальство. Сегодня я буду им всем молиться, потому что…
Снег таял на лице или слёзы катились крупными каплями… Дмитрий Евгеньевич обнял супругу и сильно прижал к мокрой шинели. Елена не сопротивлялась и, несмотря на холод, обняла в ответ: она понимала мужа, ведь та лошадка была сказочно милой.
– Ничего страшного, дорогой. Мама с папой подарили мне шоколадные конфеты. Завернём их в упаковочную бумагу для Нади. А лошадку подарим в следующем году.
Так они стояли довольно долго, чувствуя отчаяние, боль, холод, понимание и любовь.
Надя же всё это время не спала. Она стояла у двери своей комнаты и слушала, о чём говорят родители. Она поняла: папа с мамой хотят подарить ей фарфоровую лошадку. Поразмыслив, Надя уяснила для себя, что эта игрушка ей не особо и нужна. Если бы лошадка была, как у Свечниковых, с неё ростом, можно было бы скакать, двигаясь вверх и вниз. А кому нужна маленькая статуэтка?
Нет, Надя мечтала о другом…
Кому там хотел молиться папа?
Что ж, может, эти святые или, кем бы там они ни были, услышат голос маленькой девочки?
– Прошу вас, Святой Николай или старый Рупрехт, как говорит сейчас наше начальство, сделайте так, чтобы на Рождество у меня был подарок – красивая кукла!
***
Наденька, а теперь уже Надежда Дмитриевна, заслуженная бабушка и неизменный символ семейных традиций, встала произнести новогодний тост.
– Каждый раз я всегда желаю всем нам одного и того же: цените любовь. Дорожите теми, кто вас любит. В мире столько зла, что любовь – поистине редкость, как драгоценный камень. Не разбрасывайтесь ими и не выставляйте напоказ. Просто чувствуйте счастье от того, что они у вас есть…
Последние слова бабушка говорила с паузами. Никто не смел прерывать её или перешёптываться.
Она подняла руку с наполовину наполненным бокалом и чокнулась с Натальей, своей дочерью.
– Уря! – крикнул Сашка и стукнул ложкой по столу. Гости расхохотались и резво стали чокаться друг с другом. Оливье, винегрет и селёдка под шубой пошли так же на ура.
Бабушка села в задумчивости, едва пригубив вино. Она словно ушла куда-то далеко в себя.
– А когда будут подарки? – Маше, старшему ребёнку, не дали, чем чокаться, да и к салатам с малых лет родители её не приучали, вот и заскучала девочка.
– Утром будут. Или поздно ночью, после двенадцати, – строго регламентировала мать.
– Ну во-о-от, – протянула Маша и опустила скучающую физиономию к белоснежной скатерти, на которую Сашка успел пролить компот.