Глава 11 Свой среди чужих, чужой среди своих
Шёлковая кисточка от ковра ласкает пальцы.
На стене дома моих бабушки и дедушки по материнской линии висел плюшевый ковёр с золотыми кистями по краям. Ничем не примечательный, не имеющий ценности. Такого ширпотреба тогда было множество. Но, почему – то, я помню его очень хорошо. На нём был изображён незамысловатый сюжет: лунной ночью, лихой джигит похитил невесту из неприступной крепости и скачет с ней на горячем скакуне. Полумесяц висит в тёмном небе, тонконогий жеребец с расширенными ноздрями несётся во весь опор. Дерзкий жених одной рукой натянул нарядные поводья, а одной рукой обнимает стройный стан восточной красавицы. А вдалеке, из ворот крепости, выезжает стража и гонится за ними. В руках воинов сабли, на головах тюрбаны.
Я сидела часами напротив этого ковра и смотрела на него. Воображение маленького ребёнка разыгрывалось не на шутку. Меня поражали напряжённые, печальные лица беглецов. Я вглядывалась в них и пыталась понять их чувства. Иногда мне становилось жутко от того, что вот – вот погоня настигнет несчастных и их навсегда разлучат. Сюжет застыл именно в самом волнующем моменте этой истории. А мне очень хотелось узнать, уйдут ли влюблённые от преследователей? Будут ли они счастливы? А ещё мне до слёз было жалко лошадь, потому что она была изящной, а седоки изображены не пропорционально большими по сравнению с ней. И я боялась, что такая маленькая лошадка не сможет долго продолжать погоню. А ещё поводья были натянуты так сильно, что у жеребца от боли задралась морда, а уголки губ того гляди порвутся.
У деда были мусульманские чётки для намаза из высушенных косточек финика. Мне очень хотелось дотронуться до них, но я знала, что этого делать ни в коем случае нельзя . Они навсегда остались запретным плодом. А ещё у дедушки был деревянный протез ноги. Он вернулся с войны инвалидом. Иногда, когда дед спал, протез лежал на полу, выглядывая из под кровати и до жути пугал меня. Мне казалось, что под кроватью лежит страшный дядя и только нога выдаёт его. А бабушку я боялась. И почти с ней не разговаривала. Она всё время была занята и внимания на меня не обращала. Да и говорить с ней я всё равно не смогла бы, потому что совсем не умела говорить на татарском. Моя родовая деревня была населена исключительно татарами. И общались все на своём языке. Кроме меня. Я понимала , когда мне задавали вопросы, но ответить на них не могла. И представьте всю отчуждённость маленького ребёнка, не говорящего на языке окружающих! Трудно было найти товарищей для игр, сказать о проблеме, высказать своё состояние. Я оказалась иностранкой среди родичей. Поэтому во мне не развилось тёплых чувств к родственникам. Я их не знаю.
Не чувствую своих корней. Язык – определяющий фактор развития детского мировосприятия. И если ребёнка лишить возможности говорить на нём, рушится родовая связь.
Я мучительно ищу ответ на вопрос: почему Господь так ограничил меня в детстве? Разлучил с отцом, не позволил развить эмоциональную связь с матерью и родственниками, не дал познать уют родового гнезда ( а только временные , чужие жилища), позволил пройти сквозь унижения и обездоленность? Может когда нибудь найду ответ. Ведь главное – задавать вопросы.
Может быть, в конце жизненного пути, я вспомню своё детство и ласково улыбнусь ему сквозь года, мудрой улыбкой человека, прошедшего нелёгкую, но такую волшебную дорогу души. И сердце, и всё моё существо замрут в лучах Божественного озарения. И я скажу : « Да, Господи, я поняла! Я нашла ответ. Благодарю Тебя, Милосердный!»
Глава 12 О цветочках и весенней капели
Несколько из этих мини рассказов я показала своим знакомым литераторам. И меня поразило то, что многие из них посоветовали мне убрать уж очень, по их мнению, откровенные моменты. Например про изнасилование. И добавить немного позитива, в виде воспоминаний о билетике в цирк или другой какой нибудь«мимимишности». Но позволю себе не согласиться с ними.
Я убеждена, что настоящий писатель , если уж он таковым себя считает, обязан писать только правду. Даже если это художественное произведение, оно должно
исходить из самой глубины сердца, говорить о том, что действительно его цепляет. Иначе получается суррогат. Может быть, прочитав мои воспоминания, другая женщина увидит что – то своё, и это ей поможет справиться с болью. Она поймёт, что не одинока в своём страдании, что об этом можно и нужно говорить. Кто – то задумается о своих детях. Правильно ли он поступает с ними?