― Именно, ― громко щёлкнув пальцами, подтвердил Кай с широкой улыбкой. ― Ты ведь не боишься же, да?
Хань осторожно положил тюбики рядом друг с другом, провёл ладонью по полированной деревянной поверхности и оглянулся. Встретил вопросительный взгляд Кая и сглотнул.
― Боюсь вообще-то, ― тихо признался. ― Как-то не думал, что у меня осталось совсем мало времени.
Неожиданно Кай шагнул к нему вплотную, невесомо тронул плечи, заставив выпрямиться, и кончиками пальцев коснулся подбородка, приподнял голову Ханя и пристально посмотрел в глаза.
― Я увеличу срок настолько, насколько это возможно. Только помни ― время смерти ты выбираешь сам, а я лишь исполняю условия сделки.
― Разве я заключал сделку? ― слабым голосом уточнил Хань, старательно пытавшийся не замечать нежность прикосновения Кая.
― Да. Первое согласие ― принять дар. Второе и последнее ― коснуться карандашом холста или бумаги. Твои шедевры будут бессмертными, но за это надо платить точно так же, как за всё в этой жизни и в этом мире.
― За всё… вот уж действительно… ― Хань решительно отвёл руку Кая от собственного подбородка. Не потому, что было неприятно, а как раз наоборот. Он не мог думать, ощущая эту едва заметную, но такую тёплую ласку. И от кого? От демона…
― Ну… платить не нужно только за любовь. Так говорят. Потому что любовь бесценна. Но об этом смертному полагается знать больше, чем мне… ― Последние слова донеслись уже из тёмного угла.
Кай вновь исчез, едва ночная тьма раскинула над миром своё одеяло.
☆☆☆
― Почему со мной именно ты? ― рискнул повторить однажды оставшийся без ответа вопрос Хань. Он сидел перед холстом, привычно уже не смотрел на Кая и рисовал пальцами, время от времени растирая на кончиках порошок для рисования.
Не смотрел на Кая потому, что не хотел встречать его взгляд. Вертикальные зрачки его больше не пугали, но смущало то, как именно смотрел на него Кай. Впечатления Хань не мог выразить словами, сколько ни пытался. А если бы он нарисовал свои ощущения, это был бы шторм в яркий солнечный день.
― Какое это имеет значение?
― Наверное, никакого. Для всех прочих. Но я хотел бы знать причину. Вряд ли это был случайный выбор или бескомпромиссный приказ, если судить по всему, что ты рассказывал. Ты сам выбирал, ведь так? Тогда почему именно я?
― Потому что именно ты, ― едва слышно отозвался после непозволительно долгой паузы Кай и исчез в тенях. Нет, сбежал! Просто сбежал.
Хань понурился, тяжело вздохнул, потыкал пальцем в горку синего порошка и провёл жирную тёмную линию по белому.
Кай прав ― Хань не мог не рисовать. Но если он снова будет рисовать так, как прежде, ему не потребуется больше прибегать к помощи демона. Так ведь? Это же возможно? И Хань рисовал сутками снова и опять, перебирал наброски, составлял новые композиции для масштабных полотен. Иногда результат ему нравился, но очень редко. Гораздо чаще Хань испытывал разочарование.
Поздним вечером он долго сидел у холста и смотрел в одну точку, а потом понял наконец, чего он хочет.
― Сегодня ты мало работал, да? ― подметил появившийся с убегающим за горизонт последним солнечным лучом Кай.
― Неважно. Кай?
― Что?
― Я хочу нарисовать тебя.
― Зачем? ― с искренним недоумением спросил изрядно озадаченный Кай. ― Рисуй других людей.
― Я не хочу других, я хочу тебя. Да и где я найду второго такого с этой вот кожей. ― Хань бесцеремонно потрогал пальцем смуглую кожу на плече Кая. Тот отступил на шаг в сторону и посмотрел мрачно из-под нахмуренных бровей.
― Это плохая идея.
― Почему? Я просто тебя нарисую и…
― Нет.
― Но почему?
― Я не хочу. ― Тон Кая не оставлял сомнений в том, что отказ твёрдый и окончательный.
Хань поразмыслил и решил схитрить.
― А при каких условиях ты бы согласился? Вряд ли правила запрещают тебе позировать. Ты же демон, кто тебя узнает на картине? Другие демоны, что ли? Им есть до этого дело? А на людей тебе самому наплевать, так ведь?
― Я просто не хочу, ― покачал головой Кай.
― Почему?
― Потому что.
― Это не причина.
― Я не обязан объяснять причины моих поступков. Я обязан лишь выпить тебя досуха, когда придёт твой срок, ― отрезал Кай и растворился в тенях, поставив в этой беседе жирную точку.
☆☆☆
На выставку Хань потрудился пригласить и Сэхуна. Не только из вежливости, но и потому, что Хань беспокоился. В прошлую их встречу Сэхун выглядел осунувшимся, теперь же осунувшимся и измученным выглядел Хань, хотя расплатился с демоном лишь за две картины.
Вопреки его опасениям Сэхун явно чувствовал себя гораздо лучше.
― Я думал, ты из студии не вылезаешь…
― Я не ты, хён, ― скупо улыбнулся Сэхун, ― я больше не пишу. Пока что. У меня достаточно денег, чтобы жить в собственное удовольствие.
― Ты… не пишешь больше? ― потрясённо выдохнул Хань, глядя на Сэхуна с недоверием. Он подумать не мог, что Сэхун бросит однажды живопись, ведь тот всегда казался таким же увлечённым, как и Хань.
― Наверное, это было твоё влияние. ― Сэхун пожал плечами и взял бокал с подноса, пригубил. ― Когда мы оказывались далеко друг от друга, я начинал интересоваться иными вещами и забывать о живописи.
― Но в Академию ты же поступил без меня. Как я мог повлиять на тебя? И до встречи со мной ты был талантливым и увлечённым… Ты же любил писать картины так же сильно…
― Значит, раньше я платил за них меньше, ― резко одёрнул его Сэхун. ― Давай не будем говорить об этом? Поговорим о тебе. Я вижу, ты снова пишешь. Как раньше?
― Почти.
― А выглядишь ты по-прежнему паршиво. Спал бы ты побольше, хён. Или не с кем?
― Не твоё дело.
Сэхун понимающе улыбнулся и, наклонив голову и понизив голос, проронил:
― Понадобится посильная помощь ― только скажи.
Пара интервью, пара бокалов вина ― и Хань всё-таки оказался в перекрытом крыле, где были пустые залы и подсобки. Ни его, ни Сэхуна не хватило бы на путь от выставочного комплекса до мотеля. Насчёт Сэхуна Хань ничего не знал, но сам он слишком долго обходился собственными руками, чтобы терять эту возможность спустить пар и высвободить накопившееся напряжение.
Они жадно целовались и стаскивали друг с друга пиджаки в помещении, отведённом под реставрационную студию. Часть оборудования уже установили, поэтому продолжать именно тут было опасно ― оборудование дорогое.
Сэхун нашарил за спиной ручку, нажал и распахнул дверь в уборную. Зеркало на стене, три раковины в ряд, две кабинки и плитка под малахит на стенах.
Хань вцепился в воротник, заставил Сэхуна наклонить голову ниже, яростно впился в губы и запустил руку в карман чужих брюк, чтобы нашарить блестящий квадратик.
Не успел.
Ханя с силой отшвырнуло к стене, а Сэхуна ― к раковинам. Сэхун не удержался на ногах и упал, затем прижал пальцы к разбитой губе.
Дверь широко распахнули, после чего отлично знакомый Ханю низкий голос коротко, но веско велел Сэхуну:
― Вон отсюда.
Этот голос едва заметно дрожал, как и сам Кай. Пальцы, которыми он стискивал ручку двери, побелели от напряжения.
Сэхун хотел что-то сказать, но внезапно передумал, взглянув в зеркало. Он торопливо принял вертикальное положение и вымелся из туалета, аккуратно притворив за собой дверь. К двери Кай и прислонился спиной, испустив тяжёлый вздох.
Хань возмущённо пялился на Кая и пытался обрести дар речи. Это не помешало ему испытать чувство облегчения ― Кай озаботился найти одежду в виде простых тёмных брюк и белой рубашки, хотя прежде не считал нужным утомлять себя подобными мелочами и расхаживал обнажённым.