Кай поддерживал его, водил пальцами по его лицу и смотрел так, как редко умеют смотреть люди. И Ханю хотелось плакать от той печали, что намертво впиталась в красные глаза.
― Что? ― невольно выдохнул он с трудом ― ещё не отдышался.
Кай едва заметно покачал головой и закусил нижнюю губу в сомнении. Хань поймал его пальцы на собственной щеке и сжал в ладони, немо потребовав ответа.
Горькая усмешка на тёмных губах, её отражение в красных глазах с вертикальными зрачками.
― Я должен буду выпить тебя. Вроде бы так и так получу, но знаешь…
― Если ты меня выпьешь, продолжить эти увлекательные упражнения мы уже не сможем? ― немедленно всё опошлил Хань. Чтобы было не так больно. Как будто это помогало.
― Это тоже, хотя я о другом. ― Кай вновь закусил губу и умолк. Печали в глазах меньше не стало. ― Всё равно глупо, как ни крути. Демон и человек… ничего не выйдет из этого. И зря мы…
― Не зря, ― твёрдо возразил Хань, но ничего объяснять не стал. Не стал рассказывать, насколько особенным всё оказалось. Не стал говорить, что ещё никто не целовал ему руки с такой трогательной увлечённостью, не осыпал множеством поцелуев шею, плечи и спину… и ― уж тем более ― никто прежде не собирался взбираться на небо по его бёдрам.
Кому вообще такая глупость могла в голову прийти?
☆☆☆
Хань сосредоточился на наброске, работая простым грифелем и помогая себе иногда пальцами. Он не услышал шагов, как обычно, лишь довольно зажмурился на пару секунд, когда висок согрело тёплое дыхание ― сначала, а потом ― невесомое прикосновение твёрдых губ. Кай умудрился устроиться у Ханя под боком, как большой кот, почти клубком свернулся и просунул голову между правой рукой и боком Ханя, упёрся подбородком в чужое бедро и устремил взгляд на набросок. Хань машинально перехватил грифель в левую руку, а пальцами правой зарылся в тёмные волосы, взлохматил и пригладил, затем вернулся к наброску.
Пока всё шло хорошо, и Хань рисовал сам. Он лишь раз прибегнул к помощи Кая после той выставки и понял, что с каждым разом это будет всё хуже, потому что после третьей своей картины он восстанавливался намного дольше, чем после двух первых. И читал в глазах Кая осуждение. Кай не хотел, чтобы Хань сокращал отпущенный ему срок, но запретить или остановить Ханя не мог.
― Ты всё ещё хочешь нарисовать меня? ― внезапно спросил Кай. От неожиданности Хань сломал грифель, потому что до этого знаменательного момента Кай, что называется, «упирался всеми конечностями обо все попадающиеся навстречу предметы», лишь бы только Хань не рисовал его.
― Ты перегрелся на солнышке? ― участливо полюбопытствовал Хань.
― Неважно, ― буркнул Кай и тут же ретировался в самый дальний угол студии, чтобы смешаться с тенями.
― Эй, я всё ещё хочу тебя нарисовать, ― позвал через пару минут Хань. В ответ услышал ожидаемое тихое рычание. ― Совсем шуток не понимаешь. Ты почему спросил, скажи хоть.
― Мне не хочется.
Хань шумно вздохнул и вскинул голову, поискал на потолке признаки существования высших сил, не нашёл, отложил в сторону набросок, поднялся и отправился в угол к Каю, потеснил немного, усевшись рядом, и пристроил голову у Кая на плече. Точно знал, что Кай не продержится больше двух минут ― хоть секундомер выставляй. В этот раз Кай сдался на второй минуте и кончиками пальцев погладил Ханя по щеке.
Хань почти сразу приметил эту особенность у Кая: тот не мог находиться рядом с ним долго и не прикасаться. Его руки словно сами по себе тянулись к Ханю, чтобы приласкать, согреть, потрогать и убедиться в реальности Ханя, повторить тонкие черты. И Каю нравилось смотреть Ханю в глаза. Когда Хань донимал его расспросами, тот что-то туманно отвечал о небе. Можно подумать, у Кая какой-то пунктик на небеса, хотя… Кто ж этих демонов поймёт?
Каю вот вообще полагалось выпить душу Ханя, а он вместо этого… Вот именно.
Хань накрыл собственной ладонью пальцы Кая, прижал к своей скуле и тихо спросил:
― Ты хочешь, чтобы я тебя нарисовал?
― Если согласишься, чтобы я нарисовал тебя.
― Что? ― Хань резко сел прямо и уставился на Кая круглыми глазами. ― Ты умеешь рисовать? Ты? Рисовать? И молчал?
― Нет, это не то… ― Кай вздохнул. ― Я никогда не учился рисовать. По-настоящему не умею. Я рисую по-другому, но это неважно, как буду тебя рисовать я. Без разницы. Просто в обмен. Ты рисуешь меня, а я ― тебя. Или так, или никак. Думай.
Пока Хань думал, Кай согревал губами его запястье и кончиками пальцев водил по коже, повторяя рисунок вен. Слишком сосредоточенно и увлечённо. Чересчур.
Хань прищурил глаза и отобрал у Кая свою руку.
― Зачем тебе это? Ты ведь был против всё время.
― Просто так. Подумал, если мы нарисуем друг друга, то это будет честно. ― Кай отвернулся и пробормотал: ― И у меня хоть что-то останется после.
Дальше Хань додумал сам: хоть что-то останется после того, как душа Ханя будет выпита. Рисунок вроде сувенира на память, да уж…
― Хорошо. Предлагаешь сделать это просто набросками на бумаге?
― Можно и так, ― пожал плечами Кай и едва заметно улыбнулся, лишь приподняв уголок рта.
Хань смотрел ему в глаза целую минуту и пытался понять, в чём тут подвох, потому что подвох был. Речь шла о демоне, а демонам полагалось дурить людям головы.
Он осторожно обнял Кая и уткнулся носом в тёмные волосы, которые издавали почти неуловимый кофейный аромат. Он прижимался к горячему телу и прислушивался к ощущениям. Кай отчётливо воспринимался как опасность, угроза. Это усилилось после того, как Кай сделал третий «глоток» и выпил ещё немного души Ханя, едва не прикончив его в процессе.
Хань что-то неразборчиво промычал, обнаружив ладони Кая под своей рубашкой, поёрзал, сильнее распаляя, и прошептал на ухо:
― Если ты не намерен остановиться на этом, я предпочёл бы продолжить под зеркалами.
Кай правильно его понял, так что вскоре они перебрались на большую кровать, где Хань мог смотреть вверх и видеть собственное удовольствие ― словно записанный кем-то фильм. И мог видеть, как Кай теряет человеческую обычность и оплетает себя тенями ― и себя, и Ханя. Видеть и наслаждаться путешествием полных губ от выступающей косточки над ступнёй с внутренней стороны по лодыжке и голени к колену, от колена к верхней части бедра ― быстрыми сухими поцелуями. И следом за губами ногу Ханя оплетали теневые змейки, обострявшие ощущения.
― Если я напишу ещё одну картину… ― Хань притянул Кая к себе и провёл ладонями по тёмной спине, прогоняя змеек с кожи. ― Если я напишу ещё одну ― с твоей помощью… Это будет последнее произведение искусства для…
Кай закрыл ему рот поцелуем, а потом ― после ― пробормотал:
― Ты сам как произведение искусства.
Хань слабо улыбнулся и чуть выгнулся в его руках. Немного горько ― Кай никогда не звал Ханя по имени. Ни разу. Наверное, на этот счёт у демонов непременно есть какие-то правила, но Ханю было на них наплевать. Немного сердито он провёл ладонью по бедру Кая, погладил ощутимо пульсирующий под пальцами член и потёрся о него собственным. И затаил дыхание, устремив взгляд в зеркальный потолок.
Гибкие мышцы под тёмной кожей, непохожесть двух сплетённых тел, игра на контрастах, медленное проникновение, томный стон и уверенный толчок. Смятые белые простыни и извивающиеся теневые змейки на кровати. Кай любил его сам, любил тенями и заставлял сходить с ума. Потому что столько чувственных впечатлений за раз ― это чересчур для обычного человека.