— Ну, — сказала я. — Скажите. Что вы тут обсуждаете?
— Просто болтаем, — сказала Дэлия.
— Секретничаете? — сказала я шутливо, словно меня их беседа не волновала.
Она пожала плечами.
— Просто болтаем.
— О том, почему ты не кушаешь? Об этом вы болтаете?
— Ма-а-ам.
Я знала свою дочь. Она была такой же упрямицей, как и я. Не надо быть гением, чтобы понять, что больше из неё ничего не вытянешь.
— Ладно, — сказала я. — Иди спать.
Она пошла за мной. Оглянувшись, я увидела, что мальчики сидят неподвижно, уставившись на меня.
— Что? — сказала я.
— Ничего, — сказал Кларк.
— Спокойной ночи, мама, — сказал Джейк.
Я пожелала им спокойной ночи и пошла вниз за водой. Выпила два стакана.
Всё думала о коробке. На следующее утро мальчики ничего не кушали.
Дальше всё случилось очень быстро. К вечеру выяснилось, что они пошли по той же дороге, что и Дэлия. Они веселились, были всем довольны. И непоколебимы. Три слова: “не хочу есть” вдруг стали для меня самыми страшными в целом мире. Их вариация оказалась не менее страшной: два дня спустя, сидя перед дымящейся лазаньей, которую я готовила весь день, Стивен спросил меня, как он может есть, когда его дети голодают. И больше ничего не ел. Я стала готовить еду для себя одной. На Рождество Дэлия уже не могла встать с кровати сама. Близнецы отощали — как и Стивен.
Рождественского ужина у нас не было. Я поела холодного жареного риса и бросила пару крылышек в микроволновку. И всё. Тем временем Филдс вообще зашла в тупик из-за всего этого, и хотела написать доклад о нашем случае, если я не против. Я не возражала. Мне было абсолютно всё равно.
Доктор Уэллерс, которая прибегала к госпитализации лишь в крайнем случае, решила отправить Дэлию на капельницу как можно скорей. Мы спросили, можно ли после Рождества? Она разрешила, но сказала, что ни секундой позже. Мы согласились. Несмотря на холодный жареный рис и сумасшедшие обстоятельства, Рождество во многом было, бесспорно, нашим лучшим днём за долгое время. Мы сидели вместе возле огня, открывали подарки под ёлкой — это навевало воспоминания об уютном тепле прошлого. Этот день был почти, хотя и не совсем, но нормальным. В тот день я почти начала забывать о своём беспокойстве, забывать о том, что Дэлия на следующий день ложится в больницу, а за ней, без сомнения, скоро пойдут и мальчики.
Стив, со своей стороны, тоже с виду не выдавал своей тревоги. Будто присоединившись к их посту он ещё и перенял от них частицу безразличия к этому. Будто сам пост был для них поднимающим настроение наркотиком. Я помню, как мы смеялись, много смеялись. Размеры одежды никому не подходили, кроме меня, но мы всё равно её примеряли, и шутили об Удивительном Колоссальном мужчине и Невероятно уменьшающемся человеке. Зато игрушки были в самый раз, как и резной ангел в стиле американского примитивизма, купленный мной, чтобы повесить на ёлку.
Верите или нет, мы были счастливы. Но ночью я лежала в кровати и думала о том, что Дэлия ложится в больницу следующим утром, потом почему-то о подслушанной беседе, которая казалась уже такой далёкой, и о женщине с коробкой и дне, когда это всё началось. Я почувствовала что ничего не соображаю, как человек, которого только что разбудили. Вдруг мне стало необходимо узнать то, что знала Дэлия. Я пошла в её комнату и осторожно растормошила её. Я спросила, помнит ли она тот день и женщину с коробкой, и то, что она заглянула в эту коробку. Она ответила утвердительно, и я спросила, что было в коробке.
— Ничего, — сказала она.
— Вообще ничего? То есть, она действительно была пустая?
Она кивнула.
— Но она ведь… я помню, что она говорила, что там подарок.
Она вновь кивнула. Я всё никак не могла понять, в чём дело. Не могла уловить смысла.
— Хочешь сказать, это было что-то типа шутки? Она хотела над кем-то подшутить?
— Я не знаю… Просто… просто в коробке ничего не было.
Она посмотрела на меня так, будто не могла понять, почему я не понимаю.
Пустая и всё. Что тут непонятного? Я дала ей поспать. Последнюю ночь в своей комнате. Я говорила, что после всё случилось очень быстро, хотя тогда всё это едва ли казалось быстрым. Через две недели моя дочь мило мне улыбнулась и впала в кому, а потом умерла за каких-то тридцать часов. Затем и мальчиков вывезли в коридор. Кларк ушёл четвёртого февраля, а Джейк — шестого. Мой муж, Стивен, продержался до двадцать восьмого. И всё это время, все эти недели, ежедневно мотаясь в больницу, работая, когда могла и могу сейчас, и когда меня, сочувствуя, отпускают с работы, если не могу, и когда еду в поезде из Раи до Сити и из Сити до Раи, я ищу её. Я заглядываю в каждое авто. Я хожу туда-сюда, ведь она может слезть на одну остановку раньше или позже. Я не хочу её упустить. Я теряю вес. О, я кушаю. Не так хорошо, как обычно, но кушаю. Но я должна найти её. Чтобы узнать то, что узнала моя дочь, что она передала другим. Я знаю, что и мальчики знали, что она передала им это той ночью в их комнате — какое-то ужасное знание, что-то страшное. И почему-то я думаю, наверное потому, что Стив всегда был детям ближе, чем я когда-либо могла стать, что он тоже это знал. Я уверена.