Леденящий ужас сковал Барката, словно он вдруг увидел себя на краю черной, зияющей пропасти. Холодный пот выступил у него на лбу. Схватив за плечи спящую Сону, он бешено затряс ее. Та, вскочив, бросилась к своему малышу, схватила его дрожащими руками. И запричитала, завыла по-звериному, прижав к щеке холодное личико мертвого ребенка.
Сочные листья и острые шипы
Жарко. На небе ни облачка. Даже на самом краю его бледно-голубого купола нигде не видно хотя бы крохотного обрывка серой тучки — первой предвестницы приближающихся дождей.
Огромное пустынное поле протянулось до самого горизонта, оттененного неподвижной лиловатой дымкой. И только вдали видна одинокая фигура крестьянина. Вокруг ничем не нарушаемая тишина, словно все живое вымерло. Даже неугомонные листочки стоящего на меже молодого нима, будто повинуясь чьему-то приказанию, неподвижны. Крестьянин окидывает дерево ласковым взглядом. Всего пять лет прошло с тех пор, как Бхола своими руками посадил его, а смотри, как разрослось — всем на зависть! Разве найдется у кого-нибудь в деревне такое красивое дерево? Длинные висячие ветки нима почти касаются земли, точно тянутся поцеловать ее жаркую грудь.
Всякий раз при взгляде на это дерево Бхола чувствует приятное волнение и невольно вспоминает все, что ему приходилось слышать о себе в родной деревне.
«Да что и говорить о Бхоле! У него всякое дело горит в руках. Смотри, какой навес возле хижины поставил — любой мастер позавидует! За что ни возьмется, все на славу получается!
Разве кто-нибудь еще снимал такой урожай с одного бигха земли? У него и земля-то словно золотой стала! А ведь еще недавно была совсем бесплодной! Шутка ли сказать! Теперь у него поле — как богатая невеста… А какую хижину построил себе Бхола — просторную да чистую, и все своими руками!»
Его крохотный участок расположен в самом дальнем конце длинного ряда узких полосок земли, принадлежащих односельчанам. Невелик этот надел, но вся деревня называет его не иначе, как «богатой невестой». Здесь Бхола чувствует себя настоящим владыкой. Весь участок, на краю которого стоит хижина Бхолы, буйно зеленеет густыми всходами. Перед хижиной — небольшой чистенький дворик, со всех сторон обнесенный высоким земляным валом, по внешней стороне которого плотной зеленой изгородью тянутся к небу сочные стебли кукурузы и проса. Ярко пестреют цветы, посаженные рукой заботливого хозяина. Бхола очень любит цветы и каждому, кто оказывает ему честь своим посещением, прежде всего надевает на шею пышную гирлянду.
Но сегодня Бхола мрачен. Все раздражает его. Ему кажется, что и сыну давно пора прийти из школы, и Гулаби, его жена, слишком замешкалась на базаре, продавая овощи… Если б она знала, что грозит им!.. Бхола зябко поводит плечами. Жене пока что не надо говорить об этом. Эта новость — словно искра для сухой соломенной крыши. Но в огне сгорела бы только хижина, а ведь здесь может пойти прахом все. Поднимать хозяйство заново уже нет сил, а сын еще мал, дитя несмышленое… Нет, жене он ничего не скажет, — может быть, все еще как-нибудь уладится…
Бхола медленно проводит по лбу — пальцами и резким движением сердито стряхивает капли пота. Возле него на густые, уже побуревшие метелки проса шумно опускается стайка воробьев и начинает усердно выклевывать созревшие зерна. В другое время Бхола поспешил бы согнать их, но сегодня он равнодушно смотрит на оживленную возню воробьев. Пусть клюют!.. Ведь если то, о чем он сегодня узнал, окажется правдой, тогда ни один баклажан, ни один стручок гороха или перца из обильного урожая, созревающего на его участке, все равно не достанется ему… Так зачем жалеть несколько метелок проса? Пусть клюют!