— Нет. — В отчаянии дель Кампо взглянул на своих собеседников. — Корсары под предводительством самого адмирала лютеран в таком количестве бросились на его палубу, что перебили всю команду до единого, и он тоже оказался в руках пиратов.
— Силы зла могущественны, — вздохнул архиепископ Панамский. — Мы, испанцы, согрешили, поэтому Господь, по своей неисповедимой воле, наказывает нас. Разве я не предупреждал вас много раз за последние месяцы, что богатые жители этого города слишком скупы, а бедные — слишком ленивы по отношению к собственности, принадлежащей святой церкви?
Ветеран де Боргеньо нетерпеливо повернулся в своем кресле.
— Пусть вы потеряли корабли, но ведь в ваших руках все еще были форты на входе в гавань, дон Алонсо?
Дель Кампо стиснул челюсти, а потом смело дал прямой ответ:
— Да, и я надеялся с их помощью помешать еретикам выйти в открытое море. Наши батареи были укомплектованы опытными артиллеристами из моего флота, которым удалось спастись. И, поскольку проход из озера в океан очень узкий, то мы могли потопить их один за другим, если бы не дьявольская стратегия, разработанная их адмиралом.
Сидящие за столом не произнесли ни слова, только молча смотрели на рассказчика.
— Этот Морган напал на нас в тот же день, когда погиб мой флот, мы отбили его атаку и уничтожили у него тридцать человек. Тогда лидер пиратов вернулся в Маракайбо и, под угрозой сжечь город, собрал с жителей второй выкуп размером в двадцать тысяч золотом, а также полтысячи голов скота. Будьте уверены, кабальеро, я никогда не забуду охватившее меня чувство стыда, когда на мачте моего третьего корабля поднялся флаг проклятого ямайского адмирала!
Посеребренная сединами голова генерала поникла, и в его голосе проскользнули нотки отчаяния.
— И снова их адмирал потребовал от меня выкуп за пленных из Маракайбо, но мне не было никакого дела до этих жалких трусов. Именно тогда он и применил свою стратегию.
Сидящие за столом ожидали продолжения; некоторые сердито, некоторые презрительно, некоторые с неприкрытой симпатией. Среди последних были губернатор, архиепископ и дон Андреас.
— Вся флотилия пиратов встала на якорь вне пределов досягаемости пушечного выстрела форта Палома. Этот Энрике Морган не дурак, он понимал, что ему не прорваться сквозь наши батареи; к тому же вооружение его кораблей не могло равняться с нашими орудиями. Поэтому казалось разумным, что он попытается атаковать Палому с тыла, то есть с суши. — Дель Кампо взглянул на де Боргеньо. — Так же как он атаковал Сан-Иеронимо и Ла-Глорию в Порто-Бельо.
— Да, — решительно подтвердил Алькодете. — Большинство наших укреплений со стороны суши слишком беззащитны, их надо перестраивать.
— Целый день пираты высылали на сушу нагруженные людьми лодки, которые затем пустые возвращались обратно за новыми людьми. Мы были поражены и обескуражены тем, сколько людей пираты смогли погрузить на свои маленькие корабли.
В ожидании атаки с суши я отдал приказ повернуть тяжелые орудия форта Палома в сторону леса. Это была сложная задача, но мы с ней успешно справились. Сильно уставшие, мои люди спали возле пушек и были готовы стрелять при первой же атаке лютеран.
Дель Кампо нервно облизал губы кончиком языка.
— Хотя это и кажется совершенно невероятным, потому что проход между Паломой и Вигильей очень узок и труден для лоцмана, пираты при свете луны неожиданно подняли паруса и, смеясь над теми несколькими выстрелами, которые мы смогли сделать, исчезли в море.
— Но… но как же люди на берегу, — воскликнул де Гарро. — Даже самый последний мерзавец не оставит большинство солдат в тылу.
Генерал горько рассмеялся.
— Этот проклятый выходец с Ямайки тоже их не бросил. На самом деле его лодки не высадили ни одного человека. Когда шлюпки плыли к берегу, пираты сидели, но, возвращаясь обратно к кораблям, ложились ничком, так что их не было видно.
Потерпевший поражение генерал вздохнул и сел на место.
— Вот и все. Дель Кампо не привыкли оправдываться; я всегда сражался так, как мог, я чист перед лицом Господа, Богоматери и своего короля. Со смирением я готов принять любую участь, которая ждет меня в Мадриде.
Губернатор и главнокомандующий Панамы и провинции Верагуа оторвал взгляд от позолоченной чернильницы, стоявшей перед ним, и положил руки на стол.
— Сначала Сантьяго-де-Эспаньола, потом Рио-Гарта и Гранада, Пуэрто-дель-Принсипе и Порто-Бельо. А теперь во второй раз Маракайбо! По-моему, кабальеро, настало время что-нибудь предпринять. Здесь, в Кастильо-дель-Оро, мы должны собрать существенные военные силы, вместе с вице-королевствами Мексика и Санто-Доминго, и под корень уничтожить эту угрозу. Вы согласны, что нам следует вновь захватить Ямайку?
— Да! — раздался хор голосов.
— Ваше превосходительство. — У стола неслышно, словно серое привидение, возник брат Иеронимо. — Вы можете начать священный поход против демонов, исправив одну серьезную ошибку.
— Ошибку? — изумился де Гусман.
Серые глаза брата Иеронимо блеснули, когда он обвиняюще указал пальцем на фигуру в зелено-оранжевом костюме.
— Дон Хуан де Гусман, я обвиняю вас в том, что здесь, в Панаме, городе его католического величества, вы пригрели лютеранского шпиона, дали свободу последователю того самого злодея, который только что добавил Маракайбо к списку своих длинных преступлений. — Все громче и громче звучал голос монаха. — Я требую немедленно передать некоего Дэвида Армитеджа священной инквизиции для допроса.
В Панаме хорошо знали о храбрости дона Андреаса де Амилеты, и сейчас он действительно доказал это.
— То, чего вы требуете, брат Иеронимо, невозможно как по закону, так и в нравственном отношении. Дону Давидо были публично и официально прощены все его грехи. Я думаю, вы не будете отрицать, что здесь, в Панаме, он не сделал ничего, кроме добра.
Архиепископ нахмурился и взялся за тяжелый золотой, украшенный изумрудами крест, висящий у него на груди Он знал, как ему следует вести себя в этой ситуации, и боялся этого, но судьба какого-то еретика не стоила неприятностей с инквизицией и возможного лишения сана.