Выбрать главу

— Или это, или… — Бледри махнул украшенной кольцами рукой своим людям.

Мерседес закричала:

— О мама, ты ведь знаешь, что это приемлемая сумма. Прошу, ради меня.

Донья Елена собралась с силами и взглянула Бледри в глаза.

— Сумма выкупа, конечно, включает и мою дочь?

— Пламя ада, нет! Это только за тебя. Тридцать тысяч — выкуп за старуху. Уберите ее.

— Моя дочь, дон Давидо, спасите мою дочь!

Армитедж вмешался:

— Конечно, услышав мой рассказ, полковник, вы не выставите девушку на продажу!

Полковник Морган цыкнул зубом.

— Черт тебя побери, Дэвид, — буркнул он, — я не могу отпустить ее просто так, ребята мне не позволят. Не забудь, что ты не принимал участия в этой кампании.

Дэвид размышлял, а потом вспомнил разговор с доктором Брауном.

— Я уступлю не выплаченную мне долю за поход на Порто-Бельо. Пойдет?

— А сколько это?

— Понятия не имею, но уверен, что адмирал не станет жадничать.

Бледри потер подбородок, мигнул и тихо произнес:

— Я уступлю ее за две тысячи золотом; поговори об этом с Гарри.

Единственное, что озарило эту грязную сцену, был свет, вспыхнувший в глазах Мерседес.

Глава 8

ТРИУМФАЛЬНЫЙ ИСХОД

Еще почти тридцать дней Морган сидел в разрушенной Панаме. В это время было заплачено большинство выкупов. Постепенно сверкающая гора награбленного росла все выше и выше, пока даже самому скупому из флибустьеров не показалось, что этого вполне достаточно и потеря «Тринидада» не так уж значительна.

Весь этот месяц они грабили и восстанавливали свои силы. Тщательная разведка показала, что Морган прав, заявляя, что нанес испанцам сокрушительный удар. Окрепшие и бодрые силы пиратов выступили по Камино Реал утром 17 февраля 1671 года.

Большинство людей Моргана ехали на ослах, мулах и лошадях, а освобожденные испанцами негры, которых снова превратили в рабов, звеня цепями, тащили скарб своих хозяев. Негров набралось с тысячу, и они составляли значительную долю добытого богатства. Почти три сотни связанных, с отметинами хлыста пленников, выкуп за которых еще не пришел, всхлипывая, плелись по дороге и оглядывались на руины, заключавшие в себе столько счастливых воспоминаний.

Вьючные животные, собранные по всей округе, числом в сто семьдесят пять голов, пошатывались под тяжестью поклажи.

Адмирал Морган, в фетровой шляпе винного цвета с кроваво-красными страусиными перьями, представлял из себя колоритную, заметную фигуру. Он ехал на лошади рядом с Эдвардом Коллиером и в последний раз оглядел сцену сражения, к которому готовился столько лет. Именно здесь он завоевал ту победу, о которой будет говорить весь мир.

Адмирал был весьма доволен благородным жестом, который он сделал прошлым вечером. Под белым флагом появился посланник, который печально сообщил, что выкуп за донью Елену де Амилету будет собран только на следующей неделе. Морган, торопившийся выступить в дорогу, велел привести к нему посланника и впервые отдал честь испанскому офицеру.

— Пожалуйста, передайте мои комплименты его чести судье Андреасу де Мартинесу де Амилете и скажите ему, что я отпущу его жену и дочь на дороге в Нату, как только моя армия покинет эти края. Скажите судье, что я доверяю ему и прошу у него честного слова кабальеро, что он употребит эти невнесенные деньги на освобождение какого-нибудь пирата, который попадет в руки испанцев.

Смуглый пехотный офицер, не веря своим ушам, уставился на него.

— Но, ваше превосходительство, это… это такая щедрость, так неожиданно!

— Скажи своим людям, что англичане не только отвечают ударом на удар, но и милосердием на милосердие. А теперь иди с Богом или проваливай отсюда к черту. Как угодно!

Морган усмехнулся. Доны по достоинству оценят такой жест; кроме того, он утешался тем, что доктор Армитедж снова с ним.

— Дэви, — пробурчал он, — я поручаю тебе освободить твоих друзей на дороге в Нату, и, кстати, не говори мне больше о том, чтобы деньги за выкуп удержали из твоей доли за Порто-Бельо.

Доктор Армитедж тронул поводья бежавшего легкой рысцой мула, когда длинная колонна зашагала обратно в Сан-Лоренсо и к Северному морю. По непонятной причине виргинец не мог заставить себя обернуться на сожженный и разграбленный город.

Где-то далеко позади Мерседес уже ехала на юг к отцу. Сколько она будет помнить еретика англичанина, который обнимал ее и который первым поцеловал ее чистые губы? Может, всю свою жизнь. То, что она действительно его любила, Мерседес доказала в тот памятный день захвата города, но эта любовь могла погаснуть в пламени новой; в конце концов, девушке было только шестнадцать.

Армитедж закусил губу. Какая мука была скрывать свое чувство к ней, а потом строить безумные планы побега во Францию. Сможет ли он когда-нибудь забыть ее золотистые волосы и бархатистые нежные губы? Он сомневался в этом. Между ними встал непреодолимый религиозный барьер, который не даст им быть вместе даже в раю. Он любил ее и смирился с этим.

Никогда за краткую, но бурную историю существования Порт-Ройяла в этом порту не было такого ликования. Лавочники торопливо ставили на место железные решетки и закрывали ставни, чтобы уберечься от беснующейся толпы.

На башнях фортов Чарльз и Эдуард развевались все флаги, которые только смог найти гарнизон, и когда победный флагман адмирала вошел в пролив, то на салюты было израсходовано огромное количество пороха. Палили все батареи в гавани.

Итак, Панама пала! Слава Богу, ужасная угроза испанского вторжения была уничтожена, по крайней мере на время. Подумать только, британская армия — пусть и пиратская — пересекла опасный перешеек и разграбила и стерла с лица земли прекраснейший город в Испанской колониальной империи.

— Наш Гарри и правда великий полководец! — восклицали купцы, млея при мысли о новой добыче, которая пополнит их склады.

— Да, — соглашались соседи. — Он сломал хребет поганым донам и показал им, что они просто хвастуны и пустомели. Теперь, по крайней мере, мы можем спокойно торговать.

Сотнями появлялись воззвания, в которых люди благословляли адмирала и его капитанов — но некоторые удивлялись, почему за величественным флагманом Моргана следовало только одиннадцать кораблей. Вскоре выяснилось, что дележ добычи — причем ходило много слухов о том, как долго ее делили — состоялся в Сан-Лоренсо. И в результате большинство французских и все голландские суда расплылись в разные стороны.