Меня пронзило удивление, за которым последовало неохотное уважение и что-то еще более неприятное. Это что-то образовало комок в моем горле и заблокировало мою мгновенную защитную реакцию.
Никто прежде не говорил со мной так свободно и спокойно. Никому раньше не было до меня дела.
— Согласен, — наконец сказал я с немалой долей нежелания. Возможно, это было притворство, и она уйдет, когда ее первоначальный энтузиазм утихнет. Она была не первой. Но что-то в глубине души подсказывало мне, что она останется, и это пугало меня больше всего на свете.
Плечи Алессандры расслабились.
— Хорошо, — ее улыбка вернулась, теплый луч солнца под флуоресцентными отблесками верхнего освещения.
— В таком случае давай скорее начнем, хорошо?
В течение следующих двух часов я понял, почему профессор Эрлих так хвалил ее. Она была чертовски хороша в роли репетитора. Алессандра была терпеливой, ободряющей и чуткой, но не снисходительной. Она также пришла более подготовленной, чем кто-либо, с набором маркеров для выделения, с карточками в форме буквы L для обозначения разделов учебника, и фокусировки моего внимания, а так же диктофоном, чтобы я мог прослушать наш урок в любое время.
Самое удивительное, что это помогло. По крайней мере, это сработало лучше, чем мои обычные методы: стиснуть зубы и упорствовать, используя грубую решимость.
Единственным недостатком было то, насколько отвлекала сама Алессандра. Если она говорила слишком долго, я терялся в ее голосе, а не в словах, и каждый раз, когда она двигалась, вокруг стола доносился слабый запах ее духов, затуманивая мои мысли.
Господи. Я был взрослым мужчиной, а не влюбленным гормональным подростком. Соберись.
Я потянулся за синим маркером одновременно с ней. Наши пальцы соприкоснулись, и по моей руке пробежал электрический ток.
Я отдернул руку, как будто меня обожгли. Щеки Алессандры покраснели, напряжение охватило простор нашей кабинки.
— Уже поздно. Нам пора идти, — мой голос звучал холодно, хотя мое сердце с пугающей силой билось о грудную клетку. — Завтра утром у меня занятия.
— Хорошо, — Алессандра собрала свои материалы обратно в сумку, ее лицо все еще светилось румянцем. — У меня тоже.
Никто из нас не произнес ни слова по дороге обратно в кампус, но мой мозг не мог перестать прокручивать в памяти то, что произошло в кафе.
Мягкость ее кожи. Заминка в ее дыхании. Крохотное, почти незаметное учащенное сердцебиение в ту миллисекунду, когда наши руки соприкасались, за которым последовал неожиданный шок для моего организма. Я обвинил в этом полное истощение. Никогда еще я не реагировал так остро на такое маленькое прикосновение, но тело под воздействием стресса совершает странные поступки. Это было единственное объяснение.
Алессандра остановила машину перед моим общежитием. Мы уставились на внушительное кирпичное здание, и прошла еще одна неловкая пауза, прежде чем я нарушил молчание.
— Спасибо, — слова прозвучали жестче, чем хотелось бы. Я не привык благодарить людей; они редко делали что-то, что заслуживало бы искренней признательности. — За то, что подвезла, и за то, что пришла в кафе. Тебе не обязательно было это делать.
— Пожалуйста, — на лице Алессандры вновь промелькнуло прежнее веселье. — Одни только виниловые кабинки и флуоресцентные лампы того стоили. Мне говорили, что они прекрасно сочетаются с моей кожей.
— Так и есть, — я не шутил. Возможно, она единственный человек на планете, который все еще может выглядеть как супермодель в дерьмовой, плохо освещенной закусочной.
На губах Алессандры появилась легкая улыбка.
— В то же время на следующей неделе?
Я колебался. Это было оно. Мой последний шанс уйти раньше, чем это сделает она.
Ты хочешь добиться успеха на Уолл-стрит? Ты не сможешь этого сделать, если настаиваешь на том, чтобы предпочесть гордость своему будущему.
Я не отказываюсь от своих учеников, но и не собираюсь заставлять их делать то, чего они не хотят. Ну, скажи мне. Ты со мной или нет?
Я выдохнул. Блядь.
— Конечно, — сказал я, игнорируя укол предвкушения при мысли о том, что увижу ее снова. Надеюсь, я не пожалею об этом. — В то же время на следующей неделе.
ГЛАВА 8
— Мне нужно бежать на встречу, но чувствуй себя как дома, — сказала Слоан. — Но не забывай что ты в гостях. Не курить, не ходить в обуви по ковру и не кормить Рыбку вне установленного времени и порций, которые записаны на листе бумаги рядом с ее миской. Есть есть какие-нибудь вопросы?
— Нет, все понятно, — я улыбнулась. — Еще раз спасибо, что разрешила мне остаться здесь, пока я разберусь со всем. Обещаю, что скоро от тебя отстану.
Из всех моих друзей — а их было всего трое или четверо, но это тема для другого разговора — Слоан была наименее дружелюбной и заботливой.
Однако и Вивиан, и Изабелла жили со своими вторыми половинками, и, несмотря на общее отсутствие видимых эмоций, Слоан всегда всегда шла на помощь своим друзьям.
Я устала жить в отеле, и она не колебалась, когда я спросила, могу ли остаться с ней, пока буду искать квартиру. И она встретила мой приезд кружкой кофе, крепкими объятиями и ножом Karambit, обмотанным бантиком — для защиты или нападения, в зависимости от того, насколько я была зла на Доминика, — объяснила она.
— Не беспокойся об этом, — лицо Слоан немного смягчилось. — Выпьем позже. Мы с тобой можем жаловаться на мужчин, пока Вив и Иза притворяются, что у них нет до тошноты сладких отношений.
Мой смех прозвучал как-то рвано, но искренние.
— Звучит как план.
Прошла неделя с тех пор, как я сказала Доминику, что хочу развестись. Никто из подруг, похоже, не удивился моему решению уйти от него, и это многое говорило о том, как другие люди воспринимают наши отношения.
Мой телефон зажужжал от входящего звонка.
Доминик. Снова. Всю последнюю неделю он звонил без перерыва, и каждый раз, когда появлялось его имя, это наносило новый удар мне в грудь. Тем не менее, я пока не могла заставить себя заблокировать его, поэтому перевела звонки на голосовую почту. Я не прослушала ни одного из них, кроме первого; это было слишком больно.