Я снова поцеловал Алессандру. На этот раз сильнее, отчаянно пытаясь впитать в себя как можно больше ее. Независимо от того, как долго мы были вместе или насколько плохо я выражал свои мысли в последние годы, я не мог насытиться ею. И никогда не смогу.
Одной рукой я обхватил ее шею, а другой провел по кружевному краю ее нижнего белья. Скованность, возникшая ранее ночью, исчезла, и когда я остановился на чувствительном месте, она издала протестующий звук.
— Шшш, — я целовал ее шею, останавливаясь в тех местах, которые сводили ее с ума. Точка за ухом, впадина на горле, изгиб шеи и плеч. — Терпение.
Я знал тело Алессандры, как свои пять пальцев, и каждое преднамеренное движение в сторону вызывало стоны, которые переросли в настоящий возглас, когда я, наконец, отодвинул ее нижнее белье и провел большим пальцем по ее клитору.
Я подавил стон. Она уже была чертовски мокрой для меня.
По моему позвоночнику пробежал жар, когда я неторопливыми движениями, кружась и дрязня, стал поглаживать ее пока она не обмякла моей руке. Алессандра извивалась на моих руках, на ее лице были видны разочарование и похоть.
— Дом, — с ее губ сорвался слабый вздох. — Пожалуйста.
Я затвердел до боли. Боже, ничто в мире не звучало так сладко, как звук моего имени на ее губах.
Еще один крик вырвался из ее горла, когда я наконец просунул в нее два пальца. Она была настолько мокрая, что легко приняла их, и ее бедра снова дернулись, когда я вонзил в нее пальцы до самых костяшек.
— О Боже, — ее ногти оставили болезненные бороздки на моих плечах. — Я не могу… это… черт…
Ее слова разлетелись на кусочки, когда я трахал ее пальцами, доводя до беспорядочного состояния. Стоны Алессандры и звук от моих пальцев, входящих и выходящих из нее, наполнили туалет, заглушая мое тяжелое дыхание.
Я почти потерял контроль при виде того, как красиво она раскинулась вокруг меня, но взял себя в руки. Слишком долго я концентрировался на себе. Речь шла о ней, и мне хотелось наслаждаться каждой секундой, даже если это будет за мой счет.
Я не сводил глаз с Алессандры, снова ввел пальцы в нее и согнул их так, что они коснулись ее самого чувствительного места.
Она мгновенно развалилась на части. Голова запрокинута, кожа покраснела, хриплые крики, когда она судорожно сжимала мои пальцы. Я держал ладонь прижатой к ее клитору, пока она билась в волнах своего оргазма, и не отстранялся, пока не утихла последняя дрожь.
Я прижался своим лбом к ее лбу, моя грудь болела от яростной смеси похоти и тоски. Наше дыхание смешалось, и, несмотря на то, что эрекция болезненно давила на мою молнию, мое возбуждение отошло на второй план по сравнению с невыносимой интимностью момента. Тем не менее, несмотря на все мои усилия, я не мог предотвратить появление между нами ясности после секса.
Я хотел, чтобы Алессандра вернулась в нашу постель, в наш дом, в нашу жизнь. Мне не хватало жизненно важной части себя с тех пор, как она ушла, и было невероятно думать, что я каким-то образом принял ее как нечто само собой разумеющееся, когда она была мне нужна больше, чем воздух.
— Пойдем домой, — прошептал я ей в губы.
Алессандра закрыла глаза с разбитым выражением лица. Она могла бы смягчиться. Я почувствовал, как расслабились ее плечи, заметил характерное изменение в ритме ее дыхания, но прежде чем она успела ответить, воздух пронзил пронзительный звон.
Блядь. Я отстранился и завершил входящий звонок. Он снова был с того долбаного неизвестного номера, но когда я взглянул на нее менее чем через пять секунд, я понял, что уже потерял ее.
Паника впилась злыми когтями в мои кишки.
— А́ле…
— Я не могу, — ее мучительный ответ прозвучал с тошнотворной окончательностью.
Я не могу.
Всю свою жизнь я занимался составлением длительных контрактов и сложными расчетами, но было забавно, как три простых слова могли опустошить меня с жестокостью ядерной бомбы.
Следующий момент болезненно протянулся между нами, прежде чем она оттолкнула меня и соскользнула со стойки. Я ничего не сказал, когда Алессандра поправляла свою одежду, и не остановил ее, когда она ушла, не встретившись со мной взглядом.
Я не могу. Что можно было сказать после этого?
И только когда дверь за ней захлопнулась, мое онемение исчезло.
— Черт побери! — я ударил кулаком по стойке. Боль взорвалась как от удара плоти о мрамор, так и от ее ухода.
Я завел ее слишком далеко и слишком быстро, и теперь рисковал, что она еще больше насторожится. И все ради поцелуя и нескольких украденных минут наедине.
Стоило ли это? Прошептал голос.
Да. Ответ пришел не раздумывая.
Алессандра всегда того стоила.
Я готов был ухватиться за любое мгновение с ней, каким бы быстрым или мимолетным оно ни было, потому что я не знал, сколько их у нас осталось.
Я закрыл глаза, голова стучала с каждым ударом сердца. Впервые я чувствовал себя так неуверенно с тех пор, как был подростком живя окраине дерьмового города, и ненавидел это. Мне пришлось потратить много времени и денег на предотвращение любой потенциальной потери контроля, но потребовался всего один ответ Алессандры, чтобы свести на нет мои усилия.
Сначала я подождал, пока пройдут острые приступы мигрени, и потом только выпрямился. К тому времени, как вышел из ванной, я безжалостно вернул свое внешнее самообладание на место, но я был настолько погружен в свои мысли, что не заметил ожидающую меня тень, пока она не оторвалась от стены и не вышла на свет.
Я почти обошел его, прежде чем его лицо стало в фокусе.
Шок пронзил мое смятение из-за Алессандры. Нет, этого не может быть.
Скулы, как лезвия ножа, прорезали темноту, а угольно-черные волосы соответствовали цвету его футболки, брюк и ботинок. За эти годы он сильно изменился: гладкая кожа сменилась темной щетиной; юношеская худоба превратилась в крепкие мышцы.
Но глаза остались прежними. Под тусклым освещением коридора зеленые глаза блестели холодно и весело.
Шум и музыка из бара стали неразличимы, в ушах грохотала кровь.
Всякая надежда, что он был сверхъестественным двойником, исчезла, когда насмешливая улыбка растянулась на его лице.
— Привет, брат.
ГЛАВА 12
Я никогда больше не буду пить джин-тоник или яблочный мартини. Они были хороши, когда была ночь и я была под кайфом, но при утренней ясности мои недавние подвиги с Домиником вызвали сильный румянец. Я не могла поверить, что позволила ему поцеловать меня. Не могу поверить, что ответила на поцелуй и последовала за ним в уборную бара, а где я испытала такой сильный оргазм, что мои пальцы на ногах сжимались, об одном только воспоминании.