— Сын принцессы Мишель.
— Вот именно. Незаконный, но признанный наследник. Если меня завтра не станет, дядюшка даже слезинки не проронит. Меня сюда и направили, чтобы я сложил голову. Я не умею воевать, но у вас такой опыт есть. Вы командуете своим полком, вы разбираетесь с грабителями караванов, а я учусь у вас. А заодно… кто посмеет упрекать вас в жестокости или в казнокрадстве, если все документы будут подписаны мной?
Я ухмыльнулся, показывая мелкие острые зубы. Человеческие. Во всяком случае — пока.
Полковник смотрел на меня очень внимательно, словно никогда не видел человека. А может, и правда не видел такого, как я.
— Что вы предлагаете, Алекс?
— Вы делаете свою работу. Я иду с вами и учусь. Потом я живой уезжаю в столицу, а вы остаетесь здесь…
— И опять отправляюсь в тюрьму.
— А вот это вовсе не обязательно. Обсудим? Только не здесь, мне тут дом нашли, вот там и поговорим о подробностях.
Фарн смотрел на меня внимательно. Я тоже посмотрел на него.
Обычно люди верили мне, потому что я не лгал. Я верил людям, потому что видел, когда они говорят мне правду. Это был третий случай. Мне верили, потому что больше верить было не во что.
Союзник от безысходности?
Меня это вполне устраивало. Крепче держаться будет за предоставленную возможность.
Спустя два часа мы втроем устраивались на новом месте.
Я, полковник Фарн, граф Торн. Графа устраивали, как мертвое (мертвецки пьяное) тело, свалив в кровать и залив еще дозу самогонки. Честно говоря, я подозревал, что он в итоге сдохнет, но жалости не испытывал. Чем меньше у Абигейли родственников, тем меньше работы у меня. Хотя палачи, конечно, останутся недовольны — их хлеб отбираю.
Барон отдал мне полковника без единого слова. Видимо, решил что‑нибудь предпринять попозже. А еще лучше — после нашего возвращения, потому что тянуть я не собирался.
Завтра мы отправляемся в полк, день на смотры и сборы — и послезавтра — выход. А чего тянуть?
Я искупался, от души налопался, чего Светлый послал — а послал он из соседней лавки полный набор вкусностей, и ради интереса принялся досматривать счетные книги, вяло отмечая, где воровали, а где просто раздяйство.
Так меня полковник и застал.
— Ва…
— Алекс. Садитесь.
— Слушаюсь. Алекс, вы понимаете, что в походе будет тяжело? Что это опасно?
— Ваши предложения?
— может, вы здесь подождете? Мы этих тварей не в первый раз гоняем, а вы не привыкли…
— Полковник, это не обсуждается. Я иду с вами. Кстати — и то тело, которое наверху — тоже.
— А что это за тело?
— а это граф Торн. Именно его сюда и назначили, но когда я понял, что проку от него не будет — я его просто споил и держу пьяным вот уже недели две.
Полковник долго разглядывал меня.
— Алекс, вы очень похожи на своего деда.
Я развел руками.
— стараюсь. Ладно, пошел я спать. В полк едем на рассвете?
— Да.
— Тогда до утра. Можете посмотреть, где в вашем полку воровали. Позорище, даже спереть ничего не могут.
С тем я и отправился спать. Раздал по дороге указания слугам, растянулся на чистых простынях… все потом…. Пусть весь мир подождет!
Расквартированный за городскими стенами полк произвел удручающее впечатление. Для начала я бы повесил интенданта. Потом капитана, полковника, генерала… а лучше сразу — дядюшку. За такое место, чтобы другим неповадно было.
Полк… м — мать!
Форма обтрепанная, дыры заштопанные, оружие… нет, может быть там под деревянными убогими ножнами теваррская сталь? Я поверю!
Палатки — гниль на гнили! Из котлов такой запах, что страшно становится. Их тут что — помоями кормят? Щеки запавшие, глаза усталые… конечно, дед‑то ввел десятилетку в армии, а дядюшка заменил на двадцатник! Болван!
А размножаться мужикам когда?
Собственно полк — пятьсот солдат. Они разбиты на сотни, и во главе каждой сотни — капитан. Сотни дробятся на десятки и во главе каждого десятка — капрал. То есть такой же солдат, только чуть получше. Капитаны назначаются отдельно, как и полковник. Итого — пятьсот одиннадцать человек. Плюс еще пятьдесят человек в обозе. Повара, пара кузнецов, всякие подай — принеси…
Полковник смотрел, катая по щекам желваки. Я вздохнул.
— Поеду я к градоправителю. Графа оставляю на ваше попечение, и чтобы не протрезвел.
— Ваше высочество…
— Вам разрешаю повесить кого‑нибудь. Но не более трех человек на ваше усмотрение.
Я развернул коня и направился в город.
Градоправитель сегодня был чуть посмелее, но я это быстро прекратил.
Секретарь улетел в угол и впечатался там в стену так лихо, что мне послышался хруст позвоночника. Ну и пес с ним.
Градоправитель попробовал улыбнуться мне навстречу, но тут же застыл столбиком. Оказывается, сабля, с размаху разрубающая стол, отлично действует на человека. Почти как окаменяющее заклинание.
— Если через два часа в полк не доставят провизию, палатки, оружие, обмундирование и лошадей — можете считать себя повешенным.
— Ваше высочество!
Я встряхнул свиток, который дядюшка выдал графу Торну. Мол, все, что делает оный — делается для блага государства.
— Я сейчас выйду отсюда, покажу этот свиток стражникам и прикажу ваш магистрат перевешать на воротах. Меня за это дядюшка разве что поругает, я у него один племянник. А вы ищите на том свете некромантов и жалуйтесь на меня погромче.
— Ва… ва…
— Мое высочество. И оно — ждет! Рысью!
Последнее слово я почти прошипел. И мелькнуло, видимо, что‑то такое в моих глазах.
Мы, полудемоны, умеем давить чужую волю и подчинять людей себе. Демоны с этим лучше справляются, но и мне это хорошо удается. Из людей почти никто не может противостоять мне.
Градоправитель не стал исключением.
Пискнул, хрюкнул — и заметался по магистрату.
Через четыре часа я во главе обоза двинулся обратно в полк. Еще через час Фарн горячо благодарил меня, распределяя блага между капитанами. Я предупредил, что завтра с утра сбор и поинтересовался, где тут бы еще разжиться самогонкой.
А то мне благородного графа поить… лучше — до зеленых белочек.
А ночью ко мне пожаловали убийцы! Ко мне!
Такому доброму и безобидному!
И нет! Это не были влюбленные! Те лазят с цветами, а эти лезли с обнаженными кинжалами! И — нет! Они не хотели мне порезать колбасу! Они явно нацеливались порезать ее из меня.
К сожалению, полудемоны твари чуткие. К их сожалению. А я проснулся, еще когда они ткань палатки резать начали, каз — злы! Сами и зашивать будут! Я невольно перекинулся в демоническую форму. Со злости‑то, да спросонок!
И сначала так растерялся, что двоих просто убил сразу — одного ударил хвостом, а второго достал когтями. Выпущенными на полную длину.
Третьего, правда, кое‑как свалил — и заорал на весь лагерь.
— тревога!!!
Едва превратиться обратно успел.
Фарн подоспел чуть ли не первым. Он, по — моему, еще и не ложился — и теперь в шоке взирал на два трупа и третьего недобитка, лежащего под моей попирающей стопой.
— Ва…ваше высочество!?
— Мое. Сплю я, а тут ко мне в палатку лезут? Что за наглость!?
— К‑кто?!
— да вот эти трое, с ножами!
— Та — ак…
Фарн все понял практически сразу. Сгреб единственного выжившего за шиворот, и взглянул на меня.
— Ваше высочество, изволите на допросе присутствовать?
Я покачал головой.
— Изволю выспаться. И трупы уберите.
— Сейчас пришлю убрать и палатку зашить.
— Зашить — завтра вечером. А то не усну, — капризно потребовал я. — Фарн, поймите, моя тонкая чувствительная натура…
На полковника это явно не подействовало.
Он оглядел доказательства моей чувствительности, издевательски усмехнулся.
— Ваше высочество, не смеем больше вас беспокоить.
Я абсолютно спокойно прошествовал к лежанке, увернулся в оделяло — и отключился.